был на службе до середины 80-х годов XX века. И из которого стреляли друг в друга братва Аль-Капоне и прочие американские бандюганы эпохи «сухого закона». Руки автоматически вынули и вставили обойму. Я ЗНАЛ, что смогу этот пистолет разобрать и собрать.
Кроме того, под подушкой обнаружился бумажник. Что меня тоже не грело. Подобные вещи прячут под подушку люди, часто ночующие там, где ценным вещам могут «приделать ноги». Кстати, там же имелись и наручные часы — здоровенные, размером с компас, который я когда-то носил на руке в туристских походах.
Но с часами ладно, поглядим бумажник. Только теперь я осознал, почему у блатных на жаргоне он называется «лопатник». В самом деле — потертое кожаное изделие имело размер примерно с рабочую часть саперной лопатки. А что там у нас? В одном из отделов я увидел ксиву. Блин, я ещё и янкес! Ричард Блэк. 1895 года рождения. Хотя, может, это и липа. Ну, хоть английский я знаю хорошо. Тут же лежала журналистская корочка на то же имя. На ней была моя нынешняя морда и документ свидетельствовал, что я являюсь корреспондентом газеты «Solidarity», штат Техас, город Даллас.
А вот это знак судьбы. Такую газету я знал. Дело-то в чем? Я вырос без отца, который свалил из семьи вскоре после моего рождения. Нет, мужиком он был порядочным и честно платил алименты. И даже помог мне поступить на журфак, что в начале восьмидесятых было совсем не просто. А мама, являлась очаровательной женщиной, которой возраст только украшал. В начале девяностых она на какой-то научной тусовке встретилась с американцем. У них началась любовь-морковь. Да и время было для ученых сами знаете какое. В общем, мама отъехала в город Даллас. Меня тоже звали, но я решил, что в Америке хватает и своих журналистов. Ну, а в гостях в славном городе Далласе я бывал. И там у моего отчима имелся друг, Ричард. Он увлекался историей родного края. И, разумеется, был очень рад встретить нового человека, которому можно поездить по ушам. Чего от янкесов не отнимешь — это добросовестности. Если уж они взялись занимаются какой-то проблемой — то изучают её всерьез. У них либо человек о чем-то вообще ничего не знает, либо знает об этом всё. Полузнаек, характерных для нашей интеллигенции, а ещё более — для завсегдатаев интернет-форумов, я в США не встречал.
Вот и Ричард знал по теме всё. При этом он был достаточно циничным человеком — и рассказывал мне не «глянцевую» историю штата, а так, как оно было на самом деле. Про забастовки, про бандитов, про продажность чиновников, про подлость предпринимателей… А память у меня журналистская, то есть, очень хорошая.
Так вот про газету «Solidarity» он упоминал. Это было достаточно популярное профсоюзное издание. Которое выступало за единство всех работяг — белых, черных и латиносов. Что вообще-то для Америки начала XX века было сильно. Тогда все группировались по своим тусовкам. Но всё-таки газета была не настолько радикальной, чтобы её корреспондент имел такие привычки обращения с оружием. Я вот служил в Советской Армии, так ведь не в спецназе — и таким штукам не был обучен.
Дело всё больше пахло Америкой. Ксивы, конечно, можно, подделать. Но если уж лепить фальшак, то логичнее сделать удостоверение чего-то типа «New York Times», а не техасской профсоюзной газеты.
В другом кармашке бумажника обнаружились деньги. Ещё царские. Так, четыреста пятьдесят пять рублей. Ну, хоть это хорошо. Хоть в ближайшие дни не придется применять пистолет, чтобы требовать у буржуя кошелек.
Но всё-таки — кто я такой? Я стал осматривать свои вещи. С костюма взять было нечего.
Возле двери висело черное пальто и черная шляпа. С большими полями, но не «стетсон». В Техасе многие в таких ходят и в моё время. Ощупав карманы пальто, я наткнулся в одном из них на нож. Раскладуха, судя по своеобразной форме — «наваха». Нож был острым, как бритва. Да уж, тип, в которого я вселился был опасным парнем.
За спинкой кровати стояло нечто вроде саквояжа, только размером побольше. Я взял его за ручку — тяжело. Вот ведь как идет прогресс. Уже есть электричество, по земле ездят автомобили, в небе летают самолеты. А нормальную сумку с ремнем, чтобы носить на плече, почему-то изобрести не додумались.
Итак, что там есть?
Первое, что я достал, были разные туалетные принадлежности — бритва, мыло, полотенце и так далее. В книжках про попаданцев герои всегда парятся на тему, что не умеют пользоваться опасной бритвой. Но здесь пока что ещё работают парикмахерские, где бреют. Что тут ещё? С боку лежали какие-то газеты и письма. Их я отложил. Дальше — пара смен белья. Потом — грубая шерстяная рубаха синего цвета с накладными карманами. А дальше я увидел… джинсы. Хорошие такие, с черным кожаным ремнем. Разве что, не было лейбла на заднице. Нет, я знал, что джинсы производятся к этому времени уже полвека. Но сейчас это — исключительно рабочая одежда. В которой зайти в приличное место было так же, как в советское время — в ватнике и кирзачах. Ну вот вы потащили бы через половину мира спецовку, если вы не рабочий? А товарищ, в которого я вселился, явно был кем угодно, но не рабочим.
Но вопрос снялся, когда я увидел дальше интернациональную пролетарскую кепку. (Хотя, в России рабочие вроде бы носят картузы?). Тогда понятно. Конспирация, батенька. Напялил эту рубашку с джинсами и кепкой — и ты уже простой работяга.
На дне оказалось две коробки с патронами. Блин, ну только ещё пары гранат не хватало для полного комплекта. Парень был точно отмороженный на всю голову.
Потом я взялся за газеты. Рассудив, что человек обычно везет издания, которые соответствуют его взглядам. Две газеты были на непонятном мне языке. Вроде бы, на испанском. Но на нем я знаю только «но пасаран», «бессаме мучо» и несколько ругательств, которые слышал в Техасе. Газеты назывались «Libertad». Ну, это что-то вроде «свобода», даже совсем тупой поймет. Но такой заголовок может иметь газета самой разной направленности. А вот третье издание было на английском. Издание называлось тоже с претензией — «Star of the liberty», «Звезда свободы». Начав читать передовую, я офигел. Это был анархизм в самом оголтелом варианте. Типа мочи всех, а потом разберемся. Да уж, попал…
Далее я взял имеющиеся два конверта. Один был без всяких надписей и запечатан. Другой — незапечатан,
