драгоценные секунды — она сама легла мне в раскрытую ладонь правой руки. И уж поверьте, что воспользоваться эффективно я этим оружием вполне сумею. Даже не поднимаясь с колен.
Первым получил от души главарь — просквозив мимо уголовника по скользкой кровавой жиже, я технично вонзил острое лезвие его же собственной финки прямо же ему под подбородок. Он успел лишь конвульсивно дернуться, когда длинная полоса заточенного металла, пройдя сквозь ротовую и носовую полости, с хрустом пробила черепную кость, достав до самого мозга.
Я едва успел выдернуть ножик из раны, после чего уголовник обмяк и придавил своим грузным и подрагивающим телом насмерть перепуганную девчонку.
Жаль, конечно, что ублюдок так быстро сдох. Была б моя воля, я бы его для начала за яйца к люстре подвесил, а потом и вовсе кастрировал! На живую! Без всякого наркоза и обезболивания! Не должны такие твари плодиться на нашей матушке земле! Никогда! Нет у них такого права!
Но сожалеть о содеянном, было совершенно недосуг — в живых оставалось еще двое крепких и опасных противников. Настоящих отморозков-убийц. А я совсем не в форме, чтобы сойтись с ними на кулачках. Да я даже с колен сейчас не поднимусь — больную ногу вновь свело судорогой, и она превратилась в настоящую твердую деревяшку!
Не медля больше ни секунды, я резко метнул финку здоровой рукой, целя в глаз Балабасу. Именно он находился ко мне ближе всего — только кровавые брызги с лезвия разлетелись по сторонам, заляпав «красным салютом» рожу уголовника и побеленую стену за его спиной.
Конечно, я опасался промазать, ведь, лишившись единственного оружия, ничего другого противопоставить уголовнику уже не смогу. Да и со своим покалеченным телом я управлялся через пень-колоду — боец из меня сейчас, как из говна пуля!
Но сегодня судьба меня действительно хранила: урки, опешившие от моего стремительного появления и такой же скоропостижной расправы над их главарем, застыли двумя соляными столбами. И измазанная кровью финка влетела точно в глазницу отморозку, даже несмотря на то, что рука у меня основательно дрогнула.
Едва слышно хрупнула слезная кость, расположенная за выбитым глазом, и гребаный утырок рухнул ничком на пол. Застрявший в его глазу ножичек, при соприкосновении с деревянными половицами еще глубже вошел в черепушку и, пробив затылочную кость, показал острый кончик лезвия из-под копны основательно и давно не стриженых волос.
В комнате воцарилась гнетущая тишина, прерываемая только перестуком подкованных металлом сапог о железную спинку кровати бьющегося в посмертных конвульсиях Балабаса. Гуня-губошлеп, единственный оставшийся в живых из троицы бандитов, расшившимися от страха глазами наблюдал за агонией подельников. Я заметил, что его широкие серые штаны перестали топорщиться в районе ширинки, и теперь стремительно темнели, пропитываясь влагой.
Пока он «медитировал» и «давал течь», я умудрился доползти на коленках до стола и схватить обрез. Передернув затвор и убедившись, что ствол заряжен, я взял на мушку «последнего из могикан».
Металлический лязг затвора наконец-то вырвал Гуню из прострации, и он, резко отпустив заломленные руки девушки, потянул свои корявые грабки к пистолету, торчащему за поясом.
— Не-а! — сипло прокаркал я, выдавливая из чудовищно першившей глотки все, что можно, и укоризненно покачал головой. — Руки!
— А? — словно не расслышав, пискнул он давшим петуха голосом, но руки от пистолета одернул.
— Х. й на! — качнув стволом обреза, выдохнул я.
— Не убивайте, дяденька! — неожиданно завопил фальцетом уголовник, роняя крупные крокодиловы слезы. — Это все они, падлы! Заставили меня…
— Молчать! — Горло продрало словно наждаком, я даже поморщился, настолько болезненными были ощущения.
— Все-все! — Уголовник, заметив, как я демонстративно потянул пальцем спусковой крючок, вздрогнул и заткнулся.
Девчушка же, почувствовав свободу, не стала тупо ныть и бессмысленно причитать, и даже в обморок не свалилась, хотя на ней распластался дохлый уркаган. Поднатужившись, она скинула еще теплый труп на пол и выдернула кляп изо рта.
— Мамошка, живой? — Было первое, что она произнесла.
Мамошка? Это я, что ли? Но раздумывать над этим пока недосуг.
— Живой, — сипло прокаркал я. — Сама освободишься?
— Да.
Я не буду повторять тот поток ругательств, который вылился как на живого, так и на дохлых уголовников, но кое-что даже я бы с удовольствием запомнил для дальнейшего воспроизведения. Бранилась она знатно для своего «нежного» возраста.
Пока я держал Гуню на прицеле, девчушка, не переставая грязно матюкаться, раздергала ногтями тугие узлы, стягивающие изящные лодыжки. Окончательно освободившись, она вскочила с кровати намереваясь впиться обломанными когтями в рожу бандита, даже не подумав прикрыть наготу.
— Стой! — резко одернул я обнаженную и измазанную кровью фурию, пылающую праведным гневом. — Пистолет сначала у него забери!
Помимо воли я вновь залюбовался её высокой и крепкой грудью, стройными ножками и точеной талией. А струйки крови, тягуче стекающие через ложбинку её грудей по плоскому подтянутому животику, и медленно пятнающие темной краской светлый пушок лобковых волос, лишь завершали фантасмагорический образ яростной богини Смерти.
Девчонка выдернула пистолет из-за пояса бандита, а затем резким ударом колена вмазала ему с оттяжечкой по яйцам.
Ай да молодца! Ай да моя девочка! Мне показалось, что я даже услышал, как жалобно хрустнули его причиндалы. Гуня, хрюкнув нечто невразумительное, сложился пополам и принялся валиться в мою сторону. А это она удачно попала — подгадав, я добавил бандиту в челюсть прикладом, гарантированно вышибая из него остатки сознания.
Но расслабляться все еще не следовало — живые свидетели моего волшебного исцеления были нафиг не нужны. Поэтому судьба третьего отморозка уже была решена. Нужно только обставить все с умом. А с боевитой красоткой мы, думаю, договоримся к нашей обоюдной пользе.
— Помоги его до кровати дотащить! — попросил я, цепляя находящегося в полном ауте Гуню под мышки. — Потом все объясню, — заметив непонимающий взгляд девушки, просипел я.
Кое-как, но нам все-таки удалось дотащить безвольное тело уголовника до моей кровати и перевалить его тело на матрас, оставивна полу лишь ноги. После этого я, пошарив за голенищами сапог Гуни, нашел-таки припрятанный там ножичек.
Нимало не раскаиваясь в содеянном, я невозмутимо вогнал острое лезвие в шею последнего живого отморозка, недрогнувшей рукой располосовав её от уха до уха. И еще я успел заметить, каким удовлетворением блеснули глаза спасенной мной девчонки.
Да, месть — это святое детка, что бы там кто ни говорил! А такие оскорбления во все времена смывались только кровью! Все остальное — жижа и тлен!
И вот только после этого девчушка обессилено рухнула мне на грудь, обильно заливая слезами мою нательную рубаху, изгвазданную в своей и чужой крови.
— Мамошка-а-а… Родненький… Живо-о-й!!! — Нервное напряжение все-таки взяло свое, и девчушка, вцепившись в меня словно клещами, раскисла, подвывая и размазывая по лицу кровь, сопли и слюни.
— Все-все-все, родная! — мягко поглаживая по растрепанным светлым волосам, тихо шептал я, стараясь, хоть как-то, но отвлечь её от того ужаса, что пришлось пережить. — Я тебя больше никому в обиду не дам! И все у нас будет хорошо, обещаю…
— Обе-е-еща-а-а-а-а-ешь? — Девушку колотила нервная дрожь, которую она никак не могла унять.
Оно и понятно, не каждый же день с ней такая жесть происходит. Но держалась она, надо признать, молодцом. А сейчас откат словила. Ну, ничего, я её быстро «починю», благо, задатки имеются.
— А то! Железно! — пообещал я, не зная толком, кто она и кем мне приходится.
Хотя, от такой жены я бы не отказался… чисто теоретически… — Мысли вновь сквозанули по известному каждому нормальному мужику направлению. Да и близость такой красавицы, прижимающейся ко мне абсолютно обнаженным телом… Сами понимаете, спокойствия абсолютно не прибавляло… Еще и бешенный выброс адреналина подкидывал в топку… Так-то, физиология штука жесткая!
Но я спокойно держался. Ибо не тварь, и не мразь поганая, коих здесь, в комнатке, трое остывает. Да и что-то в глубине моей заблудшей души говорило, что есть у меня уже где-то настоящая любовь. Такая, что на всю жизнь…
Вот только, где она и как её зовут? Нет ответа. Мрак, тишина и пустота. Лять! Да я даже себя вспомнить не могу, куда же еще о вечном вспоминать. Будем решать проблемы по мере их возникновения!
— У тебя водка есть? — неожиданно спросил я.
— Есть спирта немножко… — Кивнула девушка, с трудом и с явной неохотой от меня отцепляясь. — Сейчас принесу…
Она стремительно метнулась к массивному допотопному кухонному серванту-этажерке, раскорячившемуся в углу
