шоке она схватила Нину за руку и словно в бреду стала повторять: " Я должна это увидеть! Я должна это увидеть!". Нина заплакала: " Зачем? Я не хотела делать тебе больно. Ты мой единственный друг". Неожиданно для себя Джейн успокоилась и твердым голосом сказала: " Нина, я очень тебя люблю. Но я должна видеть твой город. Мы дружим, а друзья должны вместе проживать и плохое, и хорошее". Нина молча протянула руку. В тоже мгновенье они оказались в Ленинграде.
Перед Джейн предстал большой город. Огромная набережная, мосты, старинные здания, очень красивый купол неизвестного ей собора. Все это значительно отличалось от того, что было в Калифорнии. Кругом был снег, которого она никогда не видела. Нина слегка склонилась к её уху и прошептала: " Эта набережная реки Невы, там дальше Исаакиевский собор. Красивое здание!" Джейн встрепенулась: "Нина, здесь очень необычно. Все это значительно отличается от того, что у нас. У вас так много снега. Он ведь холодный. Почему люди не греются дома, а выходят со странными тележками на полозьях и идут к дыркам на этой большой реке. Зачем им эта вода. Разве в домах её нет!". "Милая моя, у нас нет ни воды, ни отопления теперь в домах. Воду мы берём из Невы. Эта зима очень холодная, все замерзло, и нам приходится брать её оттуда. Так как продуктов очень мало, нам полагается только небольшой кусочек хлеба в день. Все остальное мы, как можем, добываем сами. Но и это получается не всегда". Джейн ощутила какую-то пустоту внутри. Она очень хотела помочь, но это было невозможно. Неожиданно увидела человека. Он лежал рядом с санками и не двигался. Джейн его окликнула, но он не двигался. Все было как в тумане. Вдруг раздался протяжный вой, громкий и надрывный. Он заполнил все пространство вокруг. И сквозь вой послышался гул. Потом раздался стрекот. И небо озарило множество вспышек. Где-то в далеко раздался взрыв, и гигантские кроваво-черные языки пламени устремились в высь. Джейн бил озноб. Нина обняла её и прошептала: "Не бойся, это обычный налет. Фашисты бомбят город. Мы к этому привыкли. Нам это не причинит зла. Просто тебя там нет. И меня уже почти не осталось". Неожиданно Джейн успокоилась. Её взгляд мельком скользнул по стене, на которой висел огромный плакат. На нем был изображён человек в форме и каске с красной звездой. Он штыком протыкал другого человека в черной форме и каске. У этого человека на руке была повязка с белым кругом, обрамленным красной полосой, на фоне которого был изображён черный крест с ломаными концами. Джейн вопросительно взглянула на Нину, та ответила: " В каске со звездой советский воин он убивает фашиста. На его повязке крест, их символ". Джейн никак не могла вспомнить, где это видела. Нина одернула ее: " Дженни, нам пора! У меня к тебе просьба — давай вернёмся на берег океана. Там так хорошо!" Они взялись за руки. В следующую секунду они сидели на белоснежном песке. Безбрежный океан был тих. От него исходило какое-то теплое и ласковое спокойствие. Нина посмотрела на Джейн: «Обними меня!». И они сидели, обнявшись, а солнце клонилось к закату. Колыхнулся теплый воздух унося в морскую даль столь нежные и нужные слова: " С днём рождения, Джейн! С днём рождения, Нина!"
Джейн открыла глаза. Светило солнце. Из коридора доносился громкий и властный голос Маргарет. Все готовились к приёму в честь её дня рождения. Но ей было плохо и больно. Ранее неведомым усилием воли она заставила себя встать, принять душ. К Джейн в комнату вошла Маргарет: " Здравствуй, милая моя, я тебя поздравляю с днём рождения. Ты что-то неважно выглядишь. С тобой всё в порядке?" Джейн с натяжкой улыбнулась: "Спасибо, мама, все хорошо. Просто я немного нервничаю". Неожиданно Маргарет кто-то окликнул, и она в спешке ушла. На пороге её комнаты появилась Бетси: "Солнышко моё, как неожиданно — ты сходила в душ и привела себя в порядок. Это неожиданно, но приятно. С днём рождения, мой ангелочек. Почему ты грустная? Папа тебе готовит сюрприз. Не переживай". Джейн печально посмотрела на неё: "Бет, скажи мне. Ты знаешь про войну в Советском союзе. Там сейчас плохо, гибнет много людей. На них напали какие-то фашисты". Бетси на минуту замолчала, потом произнесла: "Дженни, ты слишком все воспринимаешь близко к сердцу. Милая, тебе надо успокоиться». «Бет, и ты туда же! Тебе нужно поверить. Не надо меня беречь! Я готова! " — воскликнула Джейн с горечью. Бетси внимательно посмотрела на неё и печально сказала: "Да я вижу, что ты повзрослела. Но у меня крайне мало информации. Советский союз — закрытая страна. У меня там есть родня. Но они не могут мне писать. Запрещено. Я знаю, что война началась этим летом. И слышала, что там очень много жертв. Больше ничего". Джейн тихо заплакала. Бетси обняла её и зашептала: "Поплачь, крошка моя, будет легче. Все будет хорошо. Я с тобой. Все будет хорошо."
И действительно, Джейн стало лучше. Она спустилась вниз и даже позавтракала. Потом решила навестить Фрэнки. Когда она начала расчёсывать его рыжеватую гриву, он зафыркал от удовольствия и лизнул руку. Джейн впервые за этот день улыбнулась. Ближе к вечеру стали приезжать гости. Она их встречала у входа и каждому делала небольшой реверанс в знак внимания. Это было тяжело для нее, но иначе поступить не могла. Это бы означало подвести отца и маму. Гора из коробок с подарками росла. Приехал Синатра. Он обнял её и своим волшебным голосом пропел поздравление с днём рождения. Джейн заулыбалась и обняла его в ответ. Вскоре поток гостей окончательно иссяк. Тут кто-то подошёл сзади и обнял её за плечи. Она повернулась. Перед ней стоял отец. Он нежно поцеловал её: «С днём рождения, кроха моя!». Тут она увидела Шольца. Он был в черном смокинге. С лёгким акцентом он произнёс, тщательно проговаривая каждое слово: «Милая леди! Позвольте Вас поздравить с вашим днём рождения! Это прекрасный возраст для новых свершений и взросления!». Джейн хотела ответить ему, но её взгляд упал на лацкан его пиджака. Она увидела прикрепленный к нему круглый небольшой значок. Это был белый круг, окаймленный красной полосой. На его фоне черный крест с ломаными концами. Она вспомнила плакат в Ленинграде. В её сознании мелькнуло: "Фашист! Нина, моя Нина, где ты!". Ноги стали ватными. Слова застряли в горле. Она хотела уйти,
