Здесь Боря явно дал маху. Он стал пожимать плечами и, заикаясь, бормотать:
– Без разрешения… Не имею права без разрешения. Начальник должен лично позвонить…
Мне показалось, что милиционер сейчас задушит кого-нибудь из нас.
– Ты кто?! – повторил милиционер, револьвером наставляя на меня палец.
– Начальник каэсэс.
Не думаю, чтобы он правильно понял, начальником чего я являюсь. Снова покрутил головой, кидая быстрые взгляды то на дверь, то на меня, то на лестницу, по которой ретировался Боря.
– В общем, так, начальник, – с искусственной хрипотцой сказал милиционер, нагоняя морщины на лицо. – Дело гнилое. Приказано крови не допустить, все требования террористов выполнить. Бабки я уже им передал. Они обещали отпустить здесь всех, кроме десятерых, если мы без задержек отправим вагон наверх.
– Послушай, – сказал я милиционеру, – я здесь, вообще-то, оказался случайно. Мне надо в Терскол. Я встречаю одну важную персону.
Кто во гневе, тому лучше не перечить. Милиционер даже побагровел.
– Да я, – произнес он, – да я… Я тебе сейчас такую персону покажу…
Он замолчал, повернулся к двери и неуверенным шагом пошел к ней, махая мне рукой, чтобы я освободил проход. На ступенях автобуса показалась среднего возраста женщина в длинном кожаном плаще и с небольшим брезентовым рюкзаком в руках. Она спускалась, как инвалид, делая множество неуклюжих движений. Я не сразу различил за ней рослого темнолицего мужчину с бритой головой и повязкой, закрывающей глаза и нос. Его рука толстым шарфом сжимала женщине шею, в подбородок упирался ствол пистолета. Не отрываясь друг от друга, они сошли на землю.
Это было похоже на кино. Никогда ничего подобного я не видел «живьем», но зрелище не вызывало страха и тем более паники. Я отошел к стене. Милиционер раскрыл перед парой дверь. Часто перебирая ногами, словно исполняя какой-то странный танец, женщина и мужчина поднялись по ступеням и протиснулись в двери. Теперь я увидел, что лысый во второй руке держит стволом вниз автомат.
– Сейчас техник запустит машину… – начал говорить милиционер, но лысый перебил его:
– Лицом к стене! Оба! Руки на стену!
Я пялился на террориста, как ребенок на экзотическое животное в зоопарке. Это я делал напрасно. Террорист, оказывается, был человеком скромным и не любил пристальных взглядов. Он махнул ногой и несильно впечатал свою толстую подошву как раз в то место, где у меня был шрам от аппендицита. Я сделал вид, что от боли согнулся пополам. Пусть потешится, урод.
– Эй, майор! – крикнул лысый.
Я повернул голову, будто окрик касался меня. Прижимая женщину грудью к стеклу, лысый поднял автомат.
– Выводи десять человек по одному. Пять женщин, пять мужчин. Всем руки за голову! Не останавливаться. Шаг влево или вправо – я стреляю. Все понял?
Милиционер отпустил стену и повернулся.
– Да. Все понял. Все будет нормально. Сейчас дам команду.
– Пошел, не тяни! – крикнул лысый.
Открылась дверь. Кто-то неслышно зашел в вестибюль. Я слышал учащенное дыхание за своей спиной.
– Быстрей! – крикнул лысый, поторапливая заложника.
И вдруг я почувствовал, как кто-то обхватил меня за шею руками, и в затылок ткнулись теплые и влажные губы:
– O, mein Gott, Stas, helfen Sie mir bitte![2]
Так и знал. Илона!
Глава 3
Стены вновь содрогнулись от выстрелов. Мэд пронзительно запищала и упала на колени, прижимаясь лицом к моим ногам.
– Стоять!! – закричал лысый. – Убью, как тараканов! Еще одно движение!
Мне впервые стало страшно. Я поднял руки над головой и, не решаясь обернуться, сказал:
– Не стреляй! Она не понимает. У нее истерика.
– Что значит, не понимает? – после паузы спросил лысый. – Не русская?
Я осторожно повернулся к нему лицом.
– Она немка.
– Из Германии?
– Да.
– Очень хорошо, – ответил лысый, медленно опуская ствол автомата и встряхивая едва ли не теряющую сознание женщину в кожаном плаще. – Это замечательно… Веди сюда свою немку. Я научу ее русской разговорной речи… Эй, мамзель! Хэндыхох!
Я присел на корточки и взял девушку за плечи.
– Илона, вставай, ауфштеен! – бормотал я какую-то ахинею. – Не надо ничего бояться, все зер гут. Твой гроссфатер уже заждался тебя.
– Nein, nein, – бормотала она, боясь поднять голову и взглянуть на лысого. – Ich habe Angst vor ihm.[3]
Мне пришлось повести ее к лестнице силой.
– Стоять! – приказал лысый и повел стволом автомата в мою сторону. – Выворачивай карманы.
Мэд держалась за мою руку и мешала мне. Я вывернул карманы пуховика. Больше карманов у меня не было.
Лысый переключил внимание на Мэд.
– Вытряхивай рюкзак!
Мэд, не понимая, чего от нее хотят, с удвоенной силой сжала мою руку.
– Nein! Nein! – заскулила она.
Лысый стал нервничать.
– Слушай, заткни ей рот! – прорычал он мне. – Или я сделаю ей больно.
– Илона, – сказал я как можно спокойнее. – Гебен зи… твой рюкзак. Ты понимаешь меня? Не надо бояться!
– У меня кончается терпение! – крикнул лысый.
У него были заняты обе руки, и он не мог сам сорвать с нее рюкзак. Я потянул за лямки. Немка, отрицательно качая головой, вцепилась в рюкзак двумя руками и пронзительно запищала.
Я сделал страшное лицо и прикрикнул:
– Прекрати! Молчи! Опусти руки!
И быстро сорвал с нее рюкзак.
– Вытряхивай! – поторопил лысый.
Я расстегнул «молнию». Из рюкзака вывалилась пара замшевых, на меху, сапожек.
– В вагон, оба! – крикнул лысый, отшвыривая ногой сапожок.
Я подтолкнул Мэд к двери, но она вывернулась, наклонилась и подобрала с пола обувь. Лысый выругался, сплюнул и крикнул милиционеру:
– Эй, майор! Давай следующего!
Я вывел немку на платформу. В проеме покачивался красный подвесной вагон. Старые доски прогибались под ногами. Я шел медленно и смотрел вниз. Лысый через стекло следил за нами. Мэд все еще не пришла в себя и дрожала, будто ей было холодно. Сапожки и скомканный рюкзак она прижимала к груди. Перед выдвижной дверью вагона я остановился, взялся за ручку, нарочно подергал ее на себя, хотя она открывалась, как в купе, в сторону.
