Александрович, мы проделали колоссальную работу: его Hyundai был замечен на камерах в районе клубов, где бывали убитые девушки. По последнему случаю — с Еленой — доказательства прямые. На одежде убитой обнаружены волоски с тканевой обивки его кресел. Камеры подтверждают: он работал в ту ночь в том районе. И самое главное — в ее квартире, в прихожей, обнаружены следы его ботинок.
Антонов бодро отчитывался, однако оба понимали: улики серьезные, возможно, окажутся решающими, но сами по себе ничего не доказывают. И звучат примерно так: если у животного четыре лапы, хвост, продолговатая морда и сильный нюх, то это собака.
— Он все отрицает, — продолжил Антонов. — Вернее, отрицает причастность к убийствам. Мы пока не предъявили ему всех доказательств: он еще не знает, что мы нашли его следы в квартире. На это он ответит, что просто помог пьяной девушке подняться в квартиру. И доказать обратное пока невозможно.
В комнате ненадолго воцарилось молчание.
— Поэтому я тут, — подвел итоги Антонов, главный оптимист в их отделении полиции.
Осторожным движением он придвинул к Тимофею папку с основными фактами дела.
Никчемный человек
Молчание имеет разные консистенции.
• Плоское молчание, не имеющее в себе ничего — только внутреннюю пустоту и потерянность человека.
• Плотное и насквозь пропитанное грузом тяжелых поступков.
• Молчание так же плотное, но насквозь пропитанное ложью ради самой лжи.
• Мерцающее и готовое вот-вот исчезнуть — такое молчание окружает людей слабых, не имеющих в себе опоры.
• Стеклянное и хрупкое — когда человек оказывается у грани, за которой видит возможность сознаться и начать свою жизнь заново: пускай осужденным, но с чистой совестью.
Молчание Бахора Шарипова было совершенно иным.
Напротив Тимофея сидел невыспавшийся измученный человек. Помятая одежда, двухдневная небритость. Его даже таксистом экономкласса было тяжело назвать — просто человек, чья жизнь в какой-то момент потеряла привычные очертания. Минуты перестали быть минутами, часы часами, а дни готовы были вот-вот оборваться. По большому счету, Тимофею уже через минуту было ясно: такие не убивают.
Убийства, тем более умышленные, не порождают таких состояний. За плечами у мужчины, который убивает женщин, должно прятаться нечто большее, нежели никчемность и неприкаянность, а именно они были всей сутью Бахора.
Если ты убиваешь, то имеешь систему, в чем бы она ни заключалась. Ты можешь быть рабом этой системы или ее творцом. Либо можешь сначала сотворить ее, а потом стать рабом. Но в любом случае серийные убийцы, какими бы разными они ни были и чем бы ни руководствовались в своих поступках, все они суть микровселенные, которые шире и бескрайнее того, что ощущал сейчас Тимофей.
А видел он напротив себя измотанного человека, который, несомненно, наделал в своей жизни достаточно ошибок, возможно, даже нарушал закон и даже был насильником или вором. Но не убийцей. Он действительно поднимался к Елене в квартиру, возможно, даже что-то утащил из ее сумочки. Но лишить другого жизни такой человек не способен.
Поэтому уже через двадцать минут Тимофей сообщил Антонову:
— Сергей Викторович, вам нужен другой.
Что означало: оптимистам не всегда везет. Что также означало: убийца находится на свободе и относится, по-видимому, к числу неуловимых. Как неуловимы большинство из тех, кто лишает жизни женщин, с которыми их ничего в жизни не связывает. Безусловно, в его поступках есть система, есть свои причины и законы, но пока они скрыты.
И иногда бывает так, что для раскрытия подобных дел нужен не только полицейский, но и волшебник.
За 4 часа до убийства
Чтобы стены перестали быть стенами, нужна громкая музыка. Мощная энергетика электронного техно, которая проникает в самое естество, заставляя танцующих терять самих себя. Процесс, который можно назвать вечеринкой и развлечением, а можно — «лиши себя всего человеческого». Хотя им самим кажется, что они подбираются к своей сердцевине. Обретают в себе что-то, что воссоединяет их с чем-то.
Стены, наконец, перестают быть стенами, а танцпол — танцполом. Все превращается в пространство, которое поглощает в себя и прошлое, и будущее. Остаются только ощущения, которые так легко принять за облегчение и истину. Поэтому столько людей улыбаются.
Лучше бы вас всех не было, но вы есть.
В ангаре. Обреченные.
Едва живые, почти что мертвые души.
И вот она — в белом обтягивающем топе. На коже — капельки пота. Глаза прикрыты. Улыбки нет: лицо, скорее, сосредоточенно. Этим она уникальна. Ей кажется, что звуки просвечивают ее душу, а на самом деле делают ее бесчувственной ко всему живому. Но поймет она это только завтра днем, когда почувствует, что внутри нее только пустота. Если проснется, конечно.
Или вот: разноцветная майка, на которой изображены какие-то индийские символы, которые что-то обозначают, но наверняка она сама не знает, что именно. Ей просто приятно соотнести себя с загадочным и далеким миром восточных религий. Смешно. Ей кажется: техно-клуб — это место, где буквы на ее одежде обретут какой-то смысл и она станет частью чего-то более космического, нежели ее душа, нежели ночь, для которой она сберегла последние свои силы. Высокая, рыжие волосы, почти нет косметики. От природы одарена живыми чертами лица. Танцует с открытыми глазами и тем самым пытается контролировать реальность, что вокруг нее, но потом, как и все они, опускает веки и принимается растворять себя в ритме, который растворил вокруг все живое. При этом чувствует себя живой как никогда. Но завтра все будет иначе. Она проснется обессиленной. Если проснется, конечно.
Или вот: она сидит на полу, в углу. Рядом с ней молодой человек, от которого остались только кожа да кости, а все остальное мертво. На них нет смысла смотреть: они пока вдвоем, но через некоторое время в ней (кто знает?) проснется чувство самосохранения, и она оставит своего молодого человека, который покажется ей не мужчиной, а чем-то вроде жалкого потерянного мальчишки. Вернется в середину толпы и породнится с музыкой, которую нельзя назвать музыкой. Приободрится. Решит, что познала себя по-новому. А завтра поймет, что это познание было ложью. Если «завтра» наступит, конечно.
Их всех нужно спасать.
И в первую
