лживая, но не тупая. О, нет… Её знания вкупе с отсутствием совести творят фантастические вещи. Когда я сидела дома с маленьким сыном, ожидая каждую секунду Серёжу, как солнышко, мне и в голову не приходила, насколько я была уязвима. Мама же понимала прекрасно. Ей прекрасно было известно на какие точки лучше давить.
Сейчас по прошествии времени я могу сказать: подождать Серёжу несколько часов пока он был в университете, или на объекте, или на стажировке в следственном комитете — не трудно, то ли дело ждать его каждую гребанную минуту. Хотя бы сообщения.
Мама бросает на меня леденящий душу взгляд. Ждет извинений.
Ага, как же.
— Достаточно будет того, что ночью с Марком потрахаюсь? Ты ведь этого хотела?
Она не представляет, как мне больно. Никто не представляет.
Каждую свободную минуту я думаю о том, что собственноручно разрушила свою жизнь.
— Да как ты…, - мама стремительно, насколько ей возраст позволяет, ко мне приближается.
Я успеваю раньше на ноги подняться из-за стола.
Толкаю её несильно. Но она делает несколько шагов назад. Шарахается.
Что-то новенькое всегда удивляет.
— Не прикасайся ко мне, — почти что кричу.
Меня трусит, особенно верхней части тела достается. Мелкие импульсы пробивают нервные окончания. Зубы стучать начинают.
Она понимает — неладное происходит.
— Машенька, — тактика меняется на ходу.
Бросаю на нее презрительный взгляд и вылетаю из кухни.
Боже, как мне с этим всем справиться если я не могу себя держать в руках.
Проносясь по лестнице, специально задеваю её любимую вазу, что стоит на площадке между этажами. Она со звоном летит вниз. И внутри меня злорадство голову поднимает.
Это ужасно. Я понимаю. Но ничего не могу с собой поделать.
Я очень хотела вернуться с сыном в нашу с Сережей квартиру. Там все родное. Своё. Наполненное теплыми воспоминаниями. Но мама была против, аргументировав это тем, что скоро к Марку переезжать. Зачем туда сюда вещи катать.
На деле она понимает — живя отдельно я никогда не выйду за Марками замуж. Поэтому стоит перекрыть мне воздух.
У нас в квартире на кухне большая стена. Метров пять, наверное. И я очень хотела, чтоб её художник расписал. В итоге возился с ней Серёжа дольше всего. Сначала ее долго выравнивали до идеальной поверхности. Несколько раз Сережа сам штукатуркой проходился. Я тогда удивлялась — где он этому научился? Дима — его брат, точно не мог научиться. Представить его руками работающим — сложно. В отличие от Сережи он из дома не выйдет, если у него идеально выглаженные рубашки закончатся. Когда все было подготовлено, я отказалась расписывать сама. Боялась испортить. Но это ошибкой было. Когда я увидела результат трудов мастера, минут двадцать плакала, в ванной закрывшись. Следующей ночью мы с Серёжей заклеили творение обоями под покраску.
Несмотря на то, что выравнивание и роспись той стены ушло несколько недель, а то и месяц, он ни разу мне слова не сказал. Терпеливее человека, чем мой муж — бывший — трудно найти.
Он был таким. Пока я его не достала своими ежедневными истериками.
Словами не передать как я жалею. Пока он был занят — мама накручивала меня, по возвращении я его самого изводила.
И даже после этого Серёжа меня не бросил. Откуда в нем было столько терпения?
Душой я только с ним.
Узел жгучего беспокойства завязывается в моем животе. Ничья лютая злоба не спокобна меня заморозить, долгое время я варюсь в собственном котле беспросветности.
Оказавшись в спальне, закрываю дверь на ключ.
Колю забирать от логопеда через двадцать минут. Достаю из кармана телефон, чтобы вызвать такси. Но не успеваю. Он сам заходится песней «Она не твоя» в исполнении Мота.
Марк.
Он не в курсе какой рингтон стоит на него. Но маму это бесит изрядно, поэтому, собственно, я его и выбрала. Так выглядит зародыш бунтарства.
Скоро он подохнет. Сразу после свадьбы.
А пока…
Сбрасываю вызов и усевшись на полу зарываюсь лицом в корзину пионовидных роз кремового цвета с легкой розовинкой. Их аромат едва уловим. Он ассоциируется у меня с мужем. Он знал, что я их очень люблю. А сейчас их дважды в неделю доставляют на адрес мамы лично мне в руки.
Отдельное удовлетворение — видеть как мама психует при их виде. Первые дни она требовала их выкинуть, потому что имела неосторожность поблагодарить Марка от моего лица. Такой милый конфуз был, узнать, что это не он.
Они достаточно стойкие. У нас в комнате из три скопилось. И послезавтра должны снова доставить.
Пока курьер привозит цветы, я убеждаю себя, что не все потеряно.
Глава 4
Сергей
«Хочу ворованного шампанского» — с этой фразы Сафи началось наше с ней ночное приключение. Обычно в наши немногочисленные встречи она мне другие развлечения организовывает. Не менее энергозатратные.
Чем оно закончилось? Пока что неясно. Со всех ног мы с ней вместе несемся во дворы многоэтажек панельных. Хохоча, Саф прижимает к себе бутылку дешевого по её меркам шампанского, выглядит при этом победительницей марафона успеха. Одна бутылка Gancia Asti, а счастья столько в её глазах, будто в Moet Chandon искупалась с утра.
Разворачиваюсь лицом к своей отставшей подельщице, немного темп бега сбавляю, и продолжаю движение спиной вперед. Спринтер она так себе. Невозможно во всем быть идеальной.
Смотрю на неё и не могу не улыбаться.
При наличии превосходного тела с потрясающими формами, внимание первым делом всегда приковывает её лицо. При виде изгиба её губ в улыбке и игривых искорок в глазах, хочется броней прикрыться плотнее, потому что чувствуешь, что вот-вот сражение тобой будет проиграно. Без боя.
— Подожди, — просит Саф. Наклоняясь, она упирается свободной рукой в бедро. Дышит тяжело. В вырезе ей майки вижу краешек белья. Привет очередной стояк. — Это какой-то кошмар! Я, наверное, никогда так быстро не бегала. И не воровала ничего никогда.
— Серьезно? Никогда? — охаю деланно — удивленно. — А сумочка от Гуччи откуда тогда?
Сафи цокает, понимая, что над ней подшучиваю.
— Будет, что внукам рассказать, — продолжаю подтрунивать над ней беззлобно.
Она резко вскидывает голову и смотрит на меня рассеянным взглядом.
— Нет — нет! Это навряд ли. Дети не моя тема. В мемуарах максимум смогу описать нашу с тобой ходку на дело. Поверить не могу! Я только что ларек обнесла! — снова в заливистом смехе заходится.
— Никогда ничего из магазинов не выносила? Все мы в детстве случайно что-то подрезали, — не стоит надумывать лишнего, но в жизни
