Ребята из «Аэросмита» по-прежнему надрывались и явно бесили Кёрка. Благослови их господь.
— Работаешь? Ну-ну, я слышу. Можешь выключить? — Кёрк кивнул на музыкальный центр.
— Нет. — Мэгги чувствовала, что настроение поднимается. — Это, знаешь ли, моя муза.
Наманикюренные пальцы Кёрка подергали узел галстука.
— Ты так это называешь? Скорее уж не муза, а музон.
Он захихикал, будто сказанул что-то невероятно смешное, а Мэгги тут же вспомнила еще одну причину, по которой порвала с Кёрком. Юмор этого мужчины с «голубой кровью» был настолько кривым и неуместным, что становилось неловко — будто тебя связали и заставили смотреть, как Джордж Дюбуа[2]пробует говорить связно без шпаргалки.
— Очень смешно, Кёрк. Ты меня просто потряс. Это Носокс тебя впустил? — спросила Мэгги, вспомнив Эргила Носоксона, своего привратника, которого обычно все зовут Носокс. Бедный парень. За свое неудачное, но неизбежное прозвище он пенял матери, которая не нашла имени получше. — Я же просила его никого не пускать. Сколько ты ему заплатил? Наверное, не меньше двадцатки.
— Я мог обойтись и двадцаткой? Черт. Я звонил тебе, Мэгги, хотя ты не слышала из-за шума. — Кёрк одернул французские манжеты с золотой строчкой от «Гуччи». Он вечно носился со своей одеждой, постоянно что-то поправлял, дабы удостовериться в собственном великолепии. Что же она в нем нашла? — Хотя ты права. Носокс любезно позволил мне войти. Очень приятный парень, этот Носокс, даже если он из тех вечных бездельников.
Мэгги поморщилась. Что это? Бунт семнадцатилетнего? Ей было за что не любить Керка Толанда, особенно за то, что была настолько уязвима, нелепа и глупа, когда полгода назад позволила ему затащить себя в постель.
— Да, временами Носокс бывает ничего. Уясни себе это, ты ведь у нас такой правильный. Понимаешь, он не станет рассказывать всем вокруг, какие мы с тобой приятные люди, хотя и гетеросексуалы.
— Я уже говорил тебе, Мэгги, ты сейчас слишком много зарабатываешь, чтобы по-прежнему оставаться либерал-демократкой. От этого никакой пользы. — Кёрк поднялся и принялся мерить шагами персидский ковер, который Мэгги приобрела, продав третью мистерию про Сен-Жюста. — Но давай не будем ссориться, ладно? Я не за этим сюда пришел.
— Не за этим? — Мэгги выбралась из дивана, встала и направилась в спальню. — Ты пришел сюда забрать оставшиеся шмотки? Так я помогу тебе.
Она совершила вторую ошибку. Первой было то, что она позволила Кёрку войти. Второй же — то, что повернулась к нему спиной. Не успев сделать и трех шагов, она почувствовала на плечах его руки. Кёрк развернул к себе, шагнул к ней, выпятив таз, слегка расставил ноги и улыбнулся.
Ничего. Она ничего не чувствовала. Ни одна струнка в сердце не зазвенела. Она освободилась. Совсем.
— Ты чокнулся? — Мэгги попыталась отцепить его пальцы. — Во-первых, ты что, слепой? Я выгляжу так, будто меня растерзали медведи. Во-вторых, я, кажется, и воняю, как медведь. В-третьих, Кёрк, это у нас уже было, и снова начинать мы не станем. Понятно?
Кёрк проглотил пилюлю, но предпочел не показывать этого. Его улыбка была отчасти снисходительной, отчасти чувственной.
— Мэгги, ты же так не думаешь.
Она отстранилась, обрадовавшись, что Кёрк Толанд теперь ничего не значит для нее и либидо на него не реагирует.
— А что такое, Кёрк? Ты не умеешь проигрывать? Не можешь принять обратный билетик? Или я должна вернуться, чтобы ты мог сам бросить меня и всем об этом рассказать? Да? Я угадала?
Кёрк начал злиться.
— Так вот какова моя репутация? Это все Бернис и остальные, черт бы их подрал! Не слушай никого. Я же люблю тебя, как ты не понимаешь?
«Аэросмит» попал в яблочко, взвыв: «Все та же старая песня».
Мэгги сморщила нос.
— Вообще-то нет. Не понимаю. Даже не знаю почему. Может, из-за снимка во вчерашней «Дейли Ньюс», где некая блондинка свесила на тебя свои кошмарные сиськи. Может, потому, что мы были вместе четыре месяца и три из них ты меня обманывал. Неважно, что именно, но все кончено. И было кончено еще пару месяцев назад, и никогда не начнется снова.
Для гарвардца Кёрк Толанд очень уж толстокож, словно подметка. Он снова шагнул к ней, она отступила, совсем не чувствуя страха.
— Все дело в возрасте, Мэгги, — проговорил он, кивая. — Семнадцать лет. Совсем немного, но ведь я очень вынослив, так ведь?
— Да уж, ты чертовски великолепен в постели, Кёрк, — убедительно солгала Мэгги. — У меня не было никого лучше. Я словно пустая ракушка без тебя. Теперь ты доволен?
Она аккуратно обошла его, направляясь к входной двери. Пусть его шмотки валяются у нее в шкафу.
Кёрк следовал за ней по пятам. Забавно, очень похож на щенка. Песик, ко мне. Не хочешь пойти погулять?
— Ну как, мы пообедаем сегодня?
Пожалуй, нет. Он скорее туп, как валенок.
— Нет, Кёрк, не пообедаем. Я уже сказала, что заканчиваю книгу. Даже пожарная сирена не сможет выгнать меня из дома ни сегодня, ни вообще всю неделю, до тех пор, пока я не перечитаю и не распечатаю то, что написала. Ты прекрасно знаешь этот процесс.
— Тогда в пятницу? В субботу? Можно полететь на один из островов, например, где есть казино. Все, что пожелаешь, Мэгги. Что угодно.
— Неужели? Тогда слушай внимательно. Я хочу, чтобы ты ушел, Кёрк, — проговорила она, открывая двери. Потом все-таки сдалась. Черт возьми, она всегда дает слабину. Нет чтобы довести дело до конца. — Послушай, давай увидимся в следующую субботу на вечеринке по поводу окончания книги. Только не в эту субботу, Кёрк, в следующую. Запомнил? Это тебя устроит?
Она наблюдала, как Кёрк переваривает информацию. Вечеринка? Он всегда любил вечеринки. Сидеть, песик. Дай лапу, и я угощу тебя.
А когда все разойдутся по домам, он закатит собственную вечеринку, лишь для себя и Мэгги. Это было написано у него на лбу, все его похотливые мысли проползли телеграфной лентой.
— Кёрк, я не проверяю тебя. Только скажи — да или нет.
— Да, устроит. — Он склонил к ней свое смазливое оскорбленное лицо и приготовился поцеловать ее пухлые губы. Мэгги отвернулась, поэтому поцелуй пришелся в щеку. — Я верну тебя, Мэгги. Обещаю. И я не проиграл.
— Ага, конечно. Увидимся. — Она быстро закрыла за ним дверь, не забыв о предохранителе на замке и короткой цепочке. — Мерзавец.
— Возможно, моя дорогая, но вдруг мистер Толанд услышал вас. Он очень ненадежный человек. Определенно должен был уползти отсюда на коленях, желательно — по битому стеклу.
— Ну, не настолько уж мерзавец… — Руки Мэгги застыли на дверной цепочке. — Кто это сказал?
— Прекрасный вопрос. Гораздо приятнее, чем дикий крик. Примите мои комплименты, мисс Келли, но я уже знаю, что у вас есть все основания для этого. Что касается меня, вам следует лишь обернуться, и вы сразу найдете ответ.
