Ну, как? - спросила одна из девиц, полная шатенка в желтом платье
- М-м-м, - задумалась я и наугад выдала, давя на жалость. - Ах, мама, он меня бросил!
Щеку обожгло хлесткой ядовитой пощечиной.
- Какая я тебе мать, дрянь?! - прошипела женщина. - Думаешь, если я вышла замуж за твоего покойного папашу, ты стала мне дочерью? Забываешься!
Хорошо отточеный удар справа вернул женщине пощечину. Ее отбросило от меня, как лодку при шторме. На белоснежной коже мачехи расцвел красный отпечаток моей ладони.
Наступила тишина. Нехорошая. Тяжелая.
- Ах, ты!... Ты!... Возвращайся к себе в каморку, дрянь, - мачеха скривила мясистые полные губы, но подойти ко мне вновь не рискнула, все еще прижимая ладонь к щеке и нехорошо предупредила. - Мы еще поговорим.
Прозвучало угрожающе. Нет. правда, что за жизнь-то у этой Лорелеи тут была? Нет бы прильнуть к широкой мачехиной груди. Поплакаться на гада-женишка. А вместо этого меня бьют и отправляют в каморку! Меня что, зовут Гарри, а на лбу внезапно отпечаталась шаровая молния?
В другой момент я бы может даже всплакнула, но не факт. После гибели родителей в автокатастрофе, меня воспитывали дедушка Герман Александрович, образованнейший человек, профессор медицины и бабушка Софья Михайловна, преподаватель в третьем поколении.
Собственно кем может вырасти девочка, которую с пяти лет растят в самой интеллигентной семье на свете? Или забитым запуганным ботаном или этой же девочке придется научиться отстаивать свое место под школьным солнцем. Выбрасывать чужие портфели в окно и, порой, даже драться.
Собственно, с этим я в свое время справилась на пять. А год назад дедушки и бабушки тоже не стало. Вначале ушла она, а ровно на девятый день не стало и деда. Он всегда казался человеком из стали: такой же несгибаемый, упрямый. Но тут он как-то резко пригнулся к земле, словно на его плечи лег непосильный груз… и ушел вслед. Так я осталась одна.
- И бусы мои отдай! - взвизгнула шатенка, сдирая с меня нитки жемчуга.
- И платье не забудь снять! - прошипела вторая, гордо удаляясь вслед за матерью. - Тебе к лицу твои лохмотья.
Змеищи растворились, оставив меня наедине со слугами. Те смотрели с жалостью, отводя глаза в сторону и тихо перешептываясь. Ничего интересного, но из их шушуканья стало понятно, что дворецкого звали Пьер, а служанку - Абель.
- Леечка… - растерянно пролепетала горничная. - Она же тебя теперь сожрет… Со свету сживет…
- Лора! - рявкнула я. Леечка, блин! Еще бы шваброй назвала или ведром! - И мы еще посмотрим, кто кого сживет.
Хотя тут же мне стало стыдно. Похоже, в этом гнездюшнике слуги были единственными, с кем я могла общаться.
- Прости, пожалуйста, - извинилась я перед девушкой. - Поможешь дойти до комнаты?
Та кивнула и через пять минут я оказалась в своей… М-да, действительно каморка…
Три на три метра с узкой жесткой кроватью, маленьким столиком с единственной свечой и старым сундуком, в который едва ли поместится пара платьев.
У себя дома моя кровать была больше, чем это “жилье”. А здесь разве что можно предаться оргии с мышью, норку которой я заметила в углу, а потом повеситься от горя.
Впрочем, предаться стыду и разврату мне не дали. Через пять минут дверь открылась и сзади послышался уверенный стук каблуков.
Кто бы это мог быть, гадать не приходилось.
Я внутренне подобралась, отвешивая себе метафорическую затрещину. Так, Лора, надо быть аккуратнее, осторожнее и так далее по списку. Призрак виселицы для попаданок все еще маячит у тебя перед носом.
Нацепив на лицо самое вежливое, скорбное и придурковатое выражение я обернулась.
Мачеха стояла в дверном проеме с таким видом, словно проглотила палку и она вот-вот выйдет… Кхм, не важно, в общем как в классике просто входит и выходит. Замечательно выходит… для кого-то, но не для одной юной блондинки с дурацким именем Лорелея.
Словом, прямая спина, расправленная ширь плеч и горделиво задранный подбородок делали Мадлен похожей на одну из тех статуй, что приколачивают к носу корабля.
Не хватало только бутылки шампанского, которого разбивают о корму, отправляя судно в первое плавание. Корма, кстати, у мачехи, тоже была ого-го!
Что и говорить, выдающаяся во всех отношениях дама.
Удивительно, но лицо женщины не выражало никаких эмоций. Вот совсем. Ни злости, не недовольства. Только блестели странным масляным блеском черные глаза.
Стало жутко.
- Лорелея, - пропела Мадлен, неторопливо подходя ближе.
Я торопливо сделала шаг назад и уперлась спиной в столешницу. Дальше можно было отодвинуться только если забраться на него с ногами. Но на такую эквилибристику в дурацком платье с оборками я была не способна.
- Да, кхм… госпожа Мадлен?
В этот раз я, кажется, угадала с обращением, потому что женщина изогнула в улыбке пухлые губы и протянула мне пухлый конверт с коричневой сургучной печатью.
- Что это?
- То, о чем ты, похоже, забыла, дорогая...
От слова “дорогая”, которое прозвучало таким тоном профессиональной стервы, захотелось выпить как минимум комплексное противоядие.
Но я молча взяла предложенный конверт и развернула жесткую желтоватую бумагу. С запозданием надеясь, что я не только умею говорить на местном языке, но и читать.
Первое мгновение незнакомые буквы заплясали перед глазами непонятными закорючками, заставив спину покрыться испариной, но уже через пару секунд знаки начали складываться в слова.
И это была… купчая на меня. То есть, конечно, на Лорелею де Куален, в чьем теле я сейчас находилась.
Все это называлось красивым словом “Договор о помолвке”, но сути не меняло. По условиям договора некий граф де Кубер выплачивал баронессе Мадлен де Куален триста тысяч золотом взамен на согласие о замужестве ее подопечной Лорелеи, которая становилась пятой женой графа.
Пятой?! Он их там ест что ли?!
Баронесса молча наблюдала за моим лицом, на котором радиоактивным полонием светились эмоции по поводу перспективы стать женой
