экстремизм в США, Европе и во всем мире. Одиночество и правый популизм, как мы увидим, тесно связаны друг с другом.
Особенно беспокоит то, что мы, скорее всего, недооцениваем истинные масштабы проблемы. Отчасти это происходит из-за стигмы, связанной с одиночеством. Некоторым трудно признать, что они одиноки: треть британских сотрудников, которые чувствуют себя одинокими на работе, никогда никому не говорили об этом. Другим может быть трудно в этом признаться даже самим себе, полагая, что это свидетельствует о личной неудаче, а не о следствии жизненных обстоятельств и целого ряда социальных, культурных и экономических факторов, находящихся вне индивидуального контроля.
Но более того, проблема недооценивается из-за того, как определяется одиночество. Дело не только в том, что одиночество – это не то же самое, что быть одному: вы можете быть физически окружены людьми и все равно чувствовать себя одиноким, или вы можете быть один и не испытывать одиночества – это понятие также обычно определяется слишком узко. Одиночество, которое мы переживаем в двадцать первом веке, гораздо шире, чем его традиционное определение.
Что такое одиночество?
Шкала одиночества Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (см. на следующей странице) была впервые разработана в 1978 году тремя исследователями, которые стремились создать практический инструмент для измерения субъективного чувства одиночества. Она состоит из двадцати вопросов, предназначенных для выяснения не только того, насколько респонденты чувствуют себя связанными с кем-либо, поддержку и заботу, но и насколько они отчуждены, изолированы и неправильно поняты. Она и по сей день остается золотым стандартом в исследованиях одиночества. Большинство исследований одиночества, цитируемых в этой книге, используют эту шкалу или ее вариант для оценки одиночества респондента.
Пожалуйста, потратьте несколько минут, чтобы заполнить ее самостоятельно. Обведите свой ответ для каждого утверждения; в конце сложите числа вместе.
Как ваши дела? Если вы набрали более 43 баллов, вас можно счесть одиноким. Но если бы вы пересдали тест, используя более широкое определение одиночества – то, которое охватывает не только ваши отношения с друзьями, семьей, коллегами по работе и соседями (тех, кого шкала Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе обычно учитывает), но и ваши отношения с вашим работодателем, согражданами, политиками и государством – как это повлияет на ваш результат?
Ключевое различие между моим определением одиночества (которое будет использоваться на протяжении всей книги) и традиционным определением заключается в том, что
я определяю одиночество не только как чувство лишения любви, компании или близости. И дело не только в том, что нас игнорируют, не замечают или не заботят те, с кем мы регулярно общаемся:
наш партнер, семья, друзья и соседи. Оно также затрагивает чувство отсутствия поддержки и отсутствия заботы со стороны наших сограждан, наших работодателей, нашего сообщества, нашего правительства. Речь идет об ощущении оторванности не только от тех, с кем мы должны чувствовать близость, но и от самих себя. И не только об отсутствии поддержки в социальном или семейном контексте, но и о чувстве политической и экономической изоляции.
Вопросы для измерения чувства одиночества
Я определяю одиночество и как внутреннее состояние, и как экзистенциальное – личное, общественное, экономическое и политическое.
Таким образом, мое определение приближенно к тому, которое давали такие мыслители, как Карл Маркс, Эмиль Дюркгейм, Карл Юнг и Ханна Арендт, а также такие разные писатели, как Исаак Азимов, Олдос Хаксли, Джордж Элиот и не так давно создатель «Черного зеркала» Чарли Брукер.
Измененное глобализацией, урбанизацией, растущим неравенством и асимметрией власти, демографическими изменениями, возросшей мобильностью, технологическим прорывом, жесткой экономией, а теперь и коронавирусом, я считаю, что
современное проявление одиночества выходит за рамки нашего стремления к связи с теми, кто нас физически окружает, нашей жажды любить и быть любимыми, и тоски, которую мы чувствуем, когда считаем себя лишенными друзей.
Оно также включает в себя то, насколько мы чувствуем себя оторванными от политиков и политики, насколько мы чувствуем себя отрезанными от нашей работы и нашего рабочего места, насколько многие из нас чувствуют себя отчужденными от благ общества и насколько бессильными, невидимыми и безмолвными многие из нас считают себя. Это одиночество, которое включает в себя больше, чем наше желание чувствовать себя ближе к другим, потому что оно также является проявлением нашей потребности быть услышанными, чтобы нас видели, чтобы о нас заботились, чтобы иметь свободу действий, чтобы с нами обращались справедливо, по-доброму и с уважением. Традиционные определения одиночества охватывают лишь часть всего этого.
Имея в виду это дополненное определение, спросите себя: когда вы в последний раз чувствовали себя оторванными от окружающих, будь то семья, друзья, соседи или сограждане? Когда вы в последний раз чувствовали, что избранные вами политики не заботятся о вас или не слышат вас, или что никому, кто обладает властью, нет дела до ваших проблем? Когда вы в последний раз чувствовали себя бессильным или невидимым на работе?
Вы такие не одни.
В годы, предшествовавшие пандемии коронавируса, две трети жителей демократических стран не считали, что их правительство действует в их интересах. Восемьдесят пять процентов сотрудников во всем мире чувствовали себя оторванными от своей компании и своей работы. И только 30 % американцев считали, что большинству других людей можно доверять, что является очень существенным падением с 1984 года, когда так считали около 50 %. Когда дело доходит до ощущения оторванности друг от друга, можете ли вы вспомнить время, когда мир чувствовал себя таким поляризованным, расколотым и разделенным?
Как мы к этому пришли
Такое положение вещей произошло не случайно. И это не появилось за одну ночь. Есть предпосылки, слияние причин и событий, которые объясняют, почему мы стали такими одинокими и разобщенными, как лично, так и как общество в целом.
Как вы могли догадаться, наши смартфоны и, в частности, социальные сети сыграли неотъемлемую роль: они отвлекали наше внимание от окружающих, подпитывали худшее внутри нас, так что мы становились еще более злыми и разделенными, словно на племена, заставляя нас вести себя все более напоказ и навязчиво в погоне за лайками, ретвитами и подписками, подрывая нашу способность эффективно или с сопереживанием общаться. Это было актуально даже во время локдауна из-за коронавируса. Вместе с тем, что Папа Римский ведет прямую трансляцию своей ежедневной мессы в Facebook[1], DJ D-Nice устраивает танцевальную вечеринку в Instagram[2], в которой принимают участие более 100 000 человек, вместе с ростом числа небольших групп в Facebook, в которых соседи, которые никогда раньше не общались друг с другом, делились советами «как оставаться в здравом
