Как-то само собой получилось так, что он перебрался к Марине и стал жить-поживать в ее «полуторке». Ох, горячая оказалась бабенка, пылкая до мужской ласки: первую неделю знакомства они почти всю целиком провели в постели, благо Марина взяла на работе отгулы… Потом, когда их пыл маленько поумерился, еще неделю или полторы, Димон, предоставленный большей частью самому себе, подолгу валялся на диване – он так и остался жить в Маринкиной квартире. Смотрел телевизор, листал журналы, опять спал, высыпаясь за все те бесчисленные ночи, которые он провел без сна за годы армейской службы.
Ну и вот: хотя он раньше и мечтал о чем-то подобном, о том, чтобы провести месяц-другой в «свободном полете», не заморачиваясь особенно на счет будущего, но тут вдруг навалилась на него тоска. У него имелись лишь довольно смутные идеи в отношении того, чем ему следует заняться на «гражданке». Как-то все очень непросто сейчас, произошло много перемен; жизнь, как оказалось, устроена сложней, иначе, чем было даже в ту пору, когда он уходил по призыву в армию. Многое покамест Краснову было не понятно; ему еще предстояло адаптироваться к окружению, найти свое место, подыскать себе подходящее занятие.
Но одно он понимал уже сейчас. Ему надо научиться жить своим умом, а не бабьим. И как бы сладко и сытно сейчас ни жилось, надо что-то делать, что-то менять.
Водитель подержанного «пассата», намеревавшийся свернуть к зданию ДК, выписал замысловатую петлю на проезжей части и приткнулся к обочине в аккурат рядом с остановкой.
Из машины вышли двое парней, подошли к навесу.
Краснов поднялся; с Лешим они обнялись, как старые знакомые. Сколько он себя помнил, столько помнил и Супруна, с которым они еще в детсаду на соседних горшках сиживали. А потом и учились в одном классе, слывя бузотерами и сорвиголовами. Повзрослел Леха, заматерел. Здоров стал, как битюг. Дмитрий слышал, что приятель после дембеля подался в ментовку, в «пэпээсники». Но там что-то у него не сложилось и сейчас он вроде как зацепился в одном из местных ЧОПов. Одет в темные брюки и светлую рубаху с коротким рукавом, плотно облепившую его мускулистый торс. Стрижен под ноль; пахнет от него пивом и мужским дезодорантом.
– Ну, привет, Димон! – Супрун, белозубо улыбаясь, хлопнул приятеля по плечу. – А ты ничего так… отъел физию, я вижу?! Ну чё, сбежал от своей «диспетчерши»? Ну и молодца… хотя, конечно, это твое личное дело!
Крепыш, в котором роста было, как и в Краснове, чуть за сто восемьдесят, но веса кило эдак на двадцать поболее, обернулся к третьему, в котором Дмитрий уже успел признать еще одного знакомого по детским годам – Шулепина.
– Вот, Щульц тоже набивается к нам в компанию!
Третий парень был их сверстником, учился до восьмого в параллельном классе. Баскетбольного роста, за метр девяносто, порывистый, неспокойного характера, но довольно тщедушного телосложения. Лицо у этого Шулепина, точно у лошади: длинное, худое и узкое. Сам он светлой масти, а вот глаза почти черные, чуть навыкате; взгляд внимательный и какой-то горячечный; с детства у него неправильный прикус, – верхние зубы торчат вперед, так что их почти не закрывает верхняя губа. Лоб высокий и чуть скошенный к надбровьям; короткая стрижка, как и у Супруна…
– Здорово, Игорь, – негромко сказал Краснов. – Давненько не виделись. Слышал, что ты снялся куда-то. Говорили даже, что ты в Москву уехал.
Шулепин, на котором были черные брюки, черная с красными вставками майка и легкая куртка темного окраса, обнажил свои длинные верхние зубы – вроде как он тоже рад повидаться с «другом детства»… А потом вдруг вскинул руку в знакомом по фильмам и кадрам приветствии!
– Зиг хайль!! – произнес он бесцветным голосом. – Слава русским патриотам! Рад тебя видеть, Димон. Здорово!
И тут же протянул ладонь для рукопожатия.
Краснов, несколько удивленный этой его выходкой, все же обменялся с ним вялым рукопожатием. Надо сказать, что он не слишком жаловал этого типа. Не то, чтобы Шульц – эта кличка закрепилась за Шулепиным еще в школьную пору – когда-то перешел ему дорогу. Да и «махаться» с ним не доводилось, или там конкурировать за девчачье внимание. Но что-то в нем было такое, что отбивало желание корешиться с этим парнем, иметь с ним тесные приятельские отношения. Впрочем, то были давние дела: за те несколько лет, что они не виделись, многое могло перемениться, в том числе и характер человека…
Супрун ненадолго вернулся к машине, в которой, кажется, находились еще двое или даже трое парней. Открыв дверцу со стороны кресла пассажира, он бросил какую-то реплику, затем махнул рукой – как бы попрощался. Синий «фольксваген» отъехал от обочины; на развороте водитель посигналил и на этот раз уже Шульц, обернувшись, еще раз выбросил руку в нацистском приветствии – похоже, что он тренировал этот жест не один день.
– Правильные пацаны… наши… Ты, Димка, наверное, их не знаешь, – сказал Супрун. – Ладно, потом как-нибудь познакомим. Кстати… А чё ты на остановке притулился? А не в ДэКа, как договаривались? Хорошо, что Шульц тебя заметил, а то могли бы разминуться!
– Я туда подходил. Но мне показалось, что там одни малолетки тусуются. – Краснов опустился на скамью и жестом пригласил остальных тоже присесть. – Я тут бутылек прихватил. Не в курсе, правда, принято ли сейчас… – Он замялся, подбирая нужные слова. – Маленько отстал от жизни. Теперь, наверное, вот так, на лавочке, уже и не принято выпивать. Можем, кстати, и в бар закатиться, я не против.
– Опрокинуть стопарь не зазорно в любом месте, – Супрун свернул «шляпу» на водочной бутылке и принялся наливать в пластиковый стаканчик, который передал ему Краснов.
– Главное, не где, а с кем, в какой компании…
– У нас, вообще-то, сейчас не принято бухать, – подал реплику Шульц. – Потому что наши враги, разные «зоги» и черные, как раз и рассчитывают на то, чтобы мы все скорей спились и вымерли на куй.
– «Мы» – это кто? – поинтересовался Краснов.
– Русские люди, кто ж еще. Настоящие хозяева этой земли.
Супрун передал наполненный на треть стакан Краснову.
– А мы разве «бухаем»? – судя по тону и не сходящей с лица широкой ухмылке, Леха был в отличном расположении духа. – Если мы реально «русские люди»… а так оно, братишки, и есть на самом деле… то грех нам не выпить за встречу!
Краснов взял стаканчик с водкой. Наверное, надо было сказать какие-то слова, но ничего не шло в голову.
– Давай, Димон – накати! – поторопил его Леший. – Да пошли они все… эти бабы! Короче! За крепкую мужскую дружбу! С возвращеньицем! И не особо заморачивайся тем, что говорит «геноссе» Шульц… Хотя, между нами, он во многом прав. Вернулся вот из столицы. Кое-что повидал, кое-какие мосты навел. Ладно, об этом после. А сейчас – пей!
Выпили в очередь; Шульц тоже не отказался накатить «сотку». Супрун, продолжая прерванный разговор, сказал:
– Пока ты служил, Димон, у нас тут многое поменялось. В самом городе еще ладно… перемены не так заметны, хотя они и есть. Но в пригородах… в селах и на многих хуторах… млин, просто засилье приезжих.
