за двумя зайцами не погонишься, за двумя соколами
не полетишь… Я школяр, я мечтаю послушать Вольтера. А царю и Отчизне
верно буду служить после учебы.
Лицо Долгорукова еще более омрачилось:
– И еще одно заметьте, Димитриев. Когда шпики ваши будут брать
Орликов возле банка, то выглядеть это должно как обычный грабеж. А то
Волков доносит вон государю из Парижа, что там держат нас за дикарей,
которые неистово жаждут малороссийской крови.
– Ваша светлость, – отложил ложку Щекин. – А нельзя ли с Орликами как-
то иначе? Может, договориться каким-то образом… Святое Писание учит: «Не
убий»…
– Переучился ты, граф, еще не доучившись. Государь даровал Орликам
высочайшую ласку – жизнь. Дважды такого не дарят.
***
8
Прощались отец с сыном…
– Присядем, по обычаю предков, на дорожку, – сказал отец, и голос его
почему-то едва заметно надломился.
Через минуту, когда все уселись между кованых сундуков, узлов и
свертков, отец поднялся первым.
– Я, Филипп Орлик, гетман Украины, не завещаю тебе, сын Григорий,
богатых поместий. Поскольку их просто нет: они разграблены, как и вся наша
земля. А завещаю я тебе непростое и неблагодарное наследство – победу за
наши вольности, за неподчиненность никому нашей отчизны. Ты – мои глаза и
уши здесь, в Дрездене, при других европейских дворах. Ум и знания,
приобретенные в здешних университетах, подскажут, как действовать. Я же
поеду поднимать Порту и Крымское Ханство нам на подмогу.
– Отец, зачем так печально, – вдруг рассмеялся Григорий. – Довольно тебе
за упокой, будто навсегда прощаемся.
– А ты будто рад разлуке, и вдобавок невесть на какие года, – обиделся
отец. – Да и увидимся ли еще…
– Я не согласен, отец, что якобы оставляете мне неблагодарное
наследство, – стоял на своем Григорий. – Это прекрасное наследство,
достойное настоящего козака. И принимаю его не как жертвенный ягненок,
немощный и испуганный, которого ведут на убой. На такое дело надо идти
весело, не нюни распускать, а засучить рукава… Хотя понимаю: неблизкая это
дорога.
– То-то же, – повеселел отец. – А еще оставляю с тобой Карпа – славного
козарлюгу. Будет он тебе и за охранника, и за товарища-собрата. Не подведет
он, как никогда не подвел его отец, с которым немало дорог истоптали.
– Таки не подведу, гетман, – наклонил голову юноша.
– Легкой жизни, Григорий, не ищи, – продолжал Филипп Орлик. – Дело не
только в том, что не оставляю тебе достатков…
– Отец, не надо об этом, – не сдержался сын. – За время штудий в
Лунденскому университете, где учились дети из богатых королевских семей и
самых знатных европейских домов, я медяка лишнего не попросил. Хотя
соблазнов хватало, поверите, думаю, какие привычки и наклонности у таких
школяров…
– Знаю, верю, ценю, – в такт каждому слову кивал головой отец. – Но и
мне с мамой, братьями и сестрами твоими жилось не шибко вольготно . Я
никогда тебе об этом не говорил, не хотел класть камень на душу, ведь у
студента должны бы иметь место другие мысли. Поначалу судьба носа не
воротила: 23 января 1711-года го я с выгодой заключил союзнический договор
с Крымом, специальной привилегией Турция признала тогда же мою власть
как единого гетмана Правобережья и Запорожья, заключили соглашения с
донскими казаками, даже с казанскими татарами и башкирами, так как гнет
московский для них тоже был не по силам. А как выступил освобождать
Украину, то написал письмо Ивану Скоропадскому, поставленному царем
гетманом Левобережья: «Если вас останавливает нынешний мой титул,
9
который ношу, то не сомневайтесь, я уступлю его вам, как старейшине,
надеясь, что и вы не пожелаете меня потерять». И страх взял Скоропадского,
посылал воевать своих против своих же… Один за одним мы освобождали
города и села, и народ встречал нас хлебом и солью. Наши невзгоды вызваны
ошибками Турции, бесчинствами татар, и, конечно, свирепствованием Петр І
устрашил народ. Не удалось тогда на козацкую землю принести нам волю… А
когда переехали мы с семьей в Стокгольм, то разве нам легче жилось?
Поверишь, были времена, когда ни хлеба, ни дров, ни свечек. За долги
ростовщикам закладывал штандарты, перстень обручальный и даже крест
золотой нательный. Я не стал судиться из-за наследства Мазепы, а свое, все
что имел, – для общего блага…
– Отец, я все знал, мне сестры по секрету рассказали…
– И еще, Григорий. Пойдешь на службу военную к саксонцам – их канцлер
Флеминг нам помогает. Для тебя уже выписаны документы как лейтенанту
конного гвардейского полка.
И уже садясь в карету:
– Береги мать и сестер… Их, кроме тебя, некому на чужбине защитить.
Кони рванули с места в безвестные и неблизкие южные края.
***
10
Конец ноября 1720 года. Из Гамбургского городского банка выходит
молодой мужчина в богатом козацком однострое и двое слуг-козаков с
немалым свертком. Они направляются к роскошному фаэтону, как вдруг
нищий, сидевший на углу улицы, пронзительно свистнул. И, будто из-под
земли, из боковых улочек повыныривали и кинулись к экипажу десятка
полтора таких же нищих и подзаборников в лохмотьях. Козак и его слуги
выхватили сабли. Странное дело, но сабли и шпаги блеснули также и в руках
нищих, и на ступенях банка вмиг завязалась сеча.
Внезапно из роскошного фаэтона, словно из сказочной перчатки, стали
выпрыгивать друг за другом еще козаки и налетели на ватагу подзаборников,
хотевших, видимо, поживиться свертком из банка. Немного поодаль за
стычкой из тихо проезжавшего другого фаэтона будто бы случайным
свидетелем наблюдал посольский Димитриев.
Поначалу, пользуясь внезапностью и на удивление профессионально
орудуя шпагами и саблями, нищие окружили козаков со свертком. Однако
вскоре свежие козацкие силы из «перчатки» начали теснить ватагу
подзаборников.
В суматохе вооруженной стычки с головы молодого мужчины в богатом
козацком однострое слетела шапка, и Димитриев изумленно поднял брови.
– Сто чертей! Это не Орлик! Или то невероятное совпадение, или нас
попросту кто-то продал!
Снова прозвучал пронзительный свист, и вся шайка нищих бросилась
врассыпную. Через минуту на площади остались только нищенские лохмотья и
воробьи, которые прыгали и чирикали, радуясь случайному зерну.
Фаэтон-«перчатка» в свою очередь исчез за ближайшим поворотом.
А через некоторое время у банка остановилась скромная бричка. Ее
хозяин и молодой козачок поднялись по ступеням. В дверях их встречал
солидного вида банкир.
– Господин, золото Карла Великого, как приказано, ждет вас.
Григорий Орлик ответил легким поклоном.
***
11
Граф Щекин в гостях у Григория Орлика. Помещение средней руки, не
богатое и не бедное. Разве что козацкие сабли и
