там. А Кирилов-младший (если допустимо так называть человека его возраста), кроме работы, знал практически только дом, несколько магазинов поблизости, кинотеатр, расположенный в пятнадцати минутах ходьбы, да десяток институтских друзей, которые всегда в разъездах и командировках. Вот так и получилось, вольно или нет, что превратился он в книгочея, благо времени хоть отбавляй — сутки дежурства, трое отдыха.
С заветной книжкой, что таскал в портфеле, Кирилов пока не расстался. Дома он положил в портфель трехтомник «Истории русской словесности». У букинистического Кирилов сразу же взяли в оборот перекупщики. Особенно дерзок и нахален был плохо выбритый дылда с толстенной, плотно набитой сумкой с затейливой надписью «Париж». Углядев один лишь корешок мелькнувшей в портфеле кириловской книги, долговязый сразу же разругался со своими «коллегами» и, вволю пособачившись с ними, поволок ничего не понимающего «клиента» в скверик, к памятнику героям Плевны. Пока Кирилов оглядывал место, по его мнению, совсем не подходящее для такого рода сделки — подумать только — в каких-нибудь ста метрах от памятника начинали громоздиться тесно приклеившиеся одно к другому здания ЦК, перекупщик извлек из кармана хрустящую пачку свежеотпечатанных и еще перевязанных красной банковской лентой десяток и шустро отсчитал семь банкнот.
Кирилов еще крепче сжал свой портфель и глядел в сторону Старой площади.
— Да ты, мужик, не дрейфь, — громко сказал перекупщик. — Они в эту сторону не глядят. Я уж столько здесь купил-продал, не счесть. Ты что ль первый, — он засмеялся. — Чего там у тебя блескнуло, вроде петербургского издания записок ее императорского… Екатерина — не ошибаюсь?
Можно было только удивляться его чутью — за какую-то секунду все разглядел, но Кирилов этому почему-то не удивился. Может оттого, что больше всего на свете боялся быть «застуканным с поличным». Но до сего момента он еще никогда не совершал ничего предосудительного.
— Доставай товар! — напористо предложил перекупщик. — Тут семь дензнаков, — встряхнул он купюрами. — Извини — неконвертируемые…
Кирилов посмотрел на грязноватые руки мужчины, на «траур» под нестриженными ногтями, вспомнил бережность, с которой он брал книгу, перелистал страницы. В груди что-то захолодилось, и он с невесть откуда взявшимся облегчением, созревшим вместе с решением, отказался от продажи.
— Да ты что? — изумился мужчина. — Думаешь, мало? Ей бо, хорошую цену даю — она по каталогу на пятьдесят тянет.
Кирилов знал, что собеседник врет — книга стоила гораздо дороже, но не хотел продавать ее совсем по другой причине: ему стало вдруг жаль расставаться с ней, как с другом.
— Нет. Я передумал! — решительно замотал головой Юрий Николаевич.
Кудлатый и плохо выбритый дылда пронзил врача колючим взглядом, в раздражении бросил деньги в распахнутый зев своей сумки и, ни слова не говоря, ринулся назад к магазину. Кирилов секунду-другую рассматривал смачный густой плевок на своем ботинке, хотел было догнать хама и поговорить с ним по-мужски, но медленно вытер носок ботинка о траву и пошел к дому.
Поднявшись из кресла, Кирилов прошлепал стоптанными тапочками по паркету, потемневшему от времени и многократных натирок. Когда-то его терла домработница (было, было и такое время), потом поочередно мать и отец, потом он сам, затем помогала жена, пришло время чуть-чуть помазать в танце ногой дочке, теперь он снова трет паркет один и уже, наверно, так будет всегда.
В холодильнике на тарелке желтел полузасохший кусок сыра, который ни в коей мере не мог возбудить аппетит. Рядом с тарелкой, завернувшимся в газету ежом, зашуршал почерневший кочан капусты. Картину оскудения дополнили две бутылки из-под минеральной. Отрезав большой кусок прихваченного в булочной «Бородинского», посыпав его крупной солью, Кирилов вонзился в хлеб зубами.
«У кого бы стрельнуть тридцатник? — размышлял он, покачиваясь на треногом кухонном табурете. — Нет, к жене он обращаться не будет. Опять разговор про то, что она получает слишком маленькие алименты, а дочь взрослая и ей надо хорошо одеваться. Знамо дело, надо. А ему что делать? Подхалтуривать, как Тимур, незаконными абортами? С души воротит».
В комнате зазвонил телефон. Кирилов отрегулировал его на самый тихий звук: номер его телефона почти совпадал с номером магазина, ошибались часто. Но звонить начинали не раньше одиннадцати, когда открывался магазин, а сейчас было около десяти. Правда, с понедельника с телефоном начали происходить чудеса. В отсутствие хозяина старенький автоответчик тарабанил в трубку, что положено: «После гудка сообщите все, что сочтете необходимым — это будет записано на ленту». Неизвестный абонент шумно дышал в трубку, ничего не спрашивал, ждал, похоже, «живого» голоса, пыхтел и не поддавался на стандартные просьбы магнитофона. Таких звонков Юрий Николаевич насчитал семь.
— Слушаю! — Кирилов прилег на кровать, прижимая трубку к уху.
— Телефонная станция беспокоит… — голос был сухим и бесстрастным, но Кирилов врачебным чутьем почувствовал, что собеседник. простужен. — Проверочка на линии. Жалобы в наш адрес имеются?
— Жалобы? М-м-м… Как вам сказать… Вроде нет.
— Шорохи, шумы, посторонние подключения? — продолжала выяснять трубка.
— Как всегда…
— Видите, какой вы покладистый — все бы так, а то пишут жалобы. Может, хотите поменять телефон на более современную модель? У нас сейчас венгерские поступили. Дешевые и очень удобные…
— Дешевые? — переспросил Кирилов и задумчиво потер переносицу. — А шнур вы удлинить можете?
— Конечно! Скажите, когда к вам придти, и давайте уточним адрес.
— После зарплаты…
— Хм, — рассмеялась трубка. Кирилов отметил, что смех был лающим, каким-то деланным. — А когда у вас зарплата?
— Действительно, глупость сморозил. Простите…
— Адресок давайте проверим. А то у нас девочки в журнале такие каракули оставляют — сил нет…
Кирилов едва закончил диктовать номер квартиры, как в трубке раздалось нечто совсем непонятное. Неизвестно откуда взявшийся с привкусом металла голос врезался прямо в разговор и произнес для кого-то предназначенное предупреждение: «Связь по радио!» Потом прервался и через некоторое время повторился. Следом за этим внезапно раздались гудки отбоя — на том конце положили трубку.
То, что общение с районной АТС не может происходить посредством радиосвязи, для Юрия Николаевича было абсолютно ясно. От дома до станции вряд ли будет больше семи минут ходьбы. С другой стороны, припоминал он, вроде бы фраза «Связь по радио» сопутствует междугородним разговорам.
«Меня хотят ограбить! — с неожиданной радостью подумал Кирилов. — Иногородние гастролеры выяснили адрес… И те семь звонков „с сопением и пыхтением” — они же. Ну что ж, милости просим! Может придете и дадите взаймы…” — он повалился на постель и долго хохотал над понравившейся собственной шуткой. — Взаймы у грабителей! Ой-ей-ей… У грабителей… Взаймы!”
Это был поистине день звонков — телефон разразился новой трелью. Сомнений в том, что вновь звонит самозванец с телефонной
