к выходу на улицу. Дети, подивившись такому чуду, последовали за ней.
Выбежав на улицу, она побежала к пристройке, где у входа в мастерскую на скамеечке, любуясь чудесным закатом, сидел плотник. Ниночка подбежала к нему и встала как вкопанная, не зная, что делать дальше. Эмоции настолько переполняли её, что даже на языке жестов она не могла подобрать нужные слова, чтобы выразить всё, что творилось сейчас внутри неё. Но Рейкин всё понял и так.
— Я знаю, ты теперь слышишь, — широко улыбнувшись, сказал он девочке и крепко обнял её. — На пути к твоей мечте больше не осталось непреодолимых препятствий. А сейчас ты можешь сесть рядом и послушать новую сказку.
Подошедшие вслед за Ниночкой дети, пообсуждав её чудесное исцеление, вновь с удовольствием начали слушать сказку доброго плотника. Когда же он закончил, дети вопросительно смотрели на него, не спеша расходиться. Плотник молча улыбнулся, подозвал к себе безрукого Ваню и достал из-за пазухи круглый деревянный медальон на верёвочке. На лакированном медальоне тончайшей резьбой по дереву был изображён мальчик, обнимающий земной шар. Рейкин надел его Ване на шею, и у того, как и вчера у Ниночки, проступила слеза непонимания. Но Ваня знал, что мужчины не плачут, поэтому просто молча стёр слезу плечом.
— Дядя Игнат, — робко позвала плотника Тося. — А у Генки пряжка на ремне сломалась. Ты не мог бы починить?
— Отчего же не мог бы, — улыбнулся Рейкин, глядя на сидевшего в коляске шестиклассника Гену, ноги которого с рождения были парализованы. — Снимай ремень, завтра будет готово.
На следующий вечер Генка, получивший утром ремень с новой деревянной пряжкой, пришёл к мастерской плотника пешком. Конечно, ноги пока слушались его довольно плохо, и пришлось вооружиться костылями, но тем не менее, он шёл!
— Дядя Игнат! — крикнул он, не доходя до лавочки.
— Вижу! — весело ответил ему Рейкин. — Не спешил бы ты с ходьбой, ведь твоим ногам нужно окрепнуть. Подождал бы дня три…
— Да я хотел сказать, что Ваня…
— А что с Ваней?
— У него весь день болят плечи!
— А, ну это нормально, — довольно сказал плотник. — Так бывает…
— …и с тех пор лесные духи, дети Древа Жизни, приходят на помощь тем, кто чист душой и любит природу матушки-Земли, — закончил рассказывать Рейкин. Затем оглядел притихших ребят и поинтересовался: — А чего это Вани уже два дня не видно?
— Как? — удивились дети. — Разве ты не знаешь? Его вчера утром увезли в больницу. У него так болели плечи, что он всю ночь плакал. Ему сделали рентген и сказали, что там растут руки!
— Да… — вздохнул плотник. — К сожалению, иногда это бывает больно.
Надо ли говорить, что уже через неделю после Ниночкиного танца в красном уголке о волшебных исцеляющих подарках Рейкина знал весь приют? Для каждого ребёнка у плотника был свой сувенир, навсегда избавлявший от хвори, что делала человека немощным инвалидом, для которых в той стране не имелось никаких прав, кроме как на койку в казённом доме, а после — на могилку с безликим номером.
Если бы этот волшебник мог делать много сувениров враз, к нему бы натурально выстроилась очередь, но больше одной-двух чудесных вещиц в день Рейкин не делал. Поэтому каждый вечер после сказки дети с нетерпением ждали, кому же из них сегодня в подарок достанется новая жизнь.
Одним не очень прекрасным днём к плотнику подошёл Аполлинарий Феоктистович. Он долго мялся, но в конце концов выдавил из себя:
— Слушай, Рейкин… Про твои сувениры уже болтают по всему детдому. А порой — и за его пределами начинают. Я чего хотел-то… Можешь мой радикулит вылечить? За мной не заржавеет!
— Твоя правда, — Рейкин дружески похлопал завхоза по спине, чуть выше радикулита. — Облака нынче — страсть, какие красивые. Вон, посмотри: это на лошадь похоже…
— При чём тут облака? — недоуменно скривился Аполлинарий. — Я тебе про радикулит говорю. Ну по дружбе, а? Сколько возьмёшь?
— А солнышко уже почти не светит, — продолжал плотник, будто не слыша, что говорит его начальник. — Да и птицы уже начинают на юг собираться. Жаль, здесь им посидеть негде, ведь ясеня теперь нет…
— Какие птицы? Какой ясень?! — начал закипать завхоз. — Ты что, рехнулся?
— А природа завсегда своё возьмёт… — Взгляд Рейкина, казалось, направлен был совсем в другой мир, не видимый Аполлинарием. — Все мы — дети её, и не нам решать, куда лететь птицам и где расти деревьям.
Не на шутку разозлился Аполлинарий Феоктистович. Слыханное ли дело: его, начальника, видного партийного деятеля, посмел ослушаться какой-то бездомный пройдоха!
— Попомнишь ты меня, Рейкин! — зло прошипел Аполлинарий. — Ох, попомнишь!
Плотник на это лишь улыбнулся самой доброй своей улыбкой.
После обеда Аполлинарий Феоктистович закрылся в своём большом кабинете и долго что-то писал на двойном тетрадном листе. А после работы он свернул на своём любимом «Жигулёнке» с привычного маршрута и завёз этот листок «куда следовало».
Когда за Рейкиным пришли, тот как раз закончил вырезать очки для слепой Сашеньки. Ему сказали, что он занимается незаконной медицинской деятельностью — народным целительством, не одобренным Минздравом. И дабы прекратить это возмутительнейшее безобразие, Рейкина следует срочно доставить в ближайшее отделение, и на сбор тёплых вещей ему даётся ровно десять минут.
Плотник спокойно ответил, что собирать ему нечего, и единственное, чего ему хотелось бы на прощанье — это минуточку постоять вот там, на газоне. Пришедшие покрутили пальцем у виска, но, вспомнив его красочные характеристики из завхозовой «писульки», махнули рукой — авось, тогда не придётся его силой тащить, сам пойдёт.
Рейкин вышел на улицу и незаметно сунул очки стоявшей у выхода Нюсе. Затем так же не спеша направился к тому месту, где ещё пару месяцев назад стоял старый ясень. Пришедшие последовали за ним, держа руки на кобурах.
Дойдя до места, плотник встал аккурат на него, раскинул руки и подставил своё доброе и счастливое лицо подползавшему к полудню солнцу. И в это же мгновенье из ног его в землю поползли толстые корни, вместо тела стал расти мощный ствол, а руки становились разлапистыми ветками.
Пару минут спустя рядом с ошалевшими людьми стоял огромный раскидистый ясень — раза в полтора больше прежнего. Пришедшие за Рейкиным лишь молча стояли, раззявив рты, а Аполлинарий от удивления и неожиданности так и грохнулся своей задницей со всего размаху на асфальт. А вот встать у него уже не получилось: завхоза так скрутил радикулит, что тот лишь беспомощно скорчился, воя от боли.
Когда пришедшие садились в машину, на новом ясене
