из кармана крошечный бумажный свёрток.
— Держи, это тебе! — сказал он, вручая ей конвертик.
Ниночкины глаза от любопытства попробовали вскарабкаться на лоб. Она аккуратно взяла свёрток и вытряхнула себе на ладошку его содержимое. Им оказались две деревянные серёжки тончайшей работы, выполненные в виде балетных пуант и заботливо покрашенные в белый цвет. Глаза девочки опять заблестели от слёз: она решила, что это всё — глупый розыгрыш от плотника. Она не понимала, за что он так с ней поступил, ведь она не сделала ему ничего плохого. Но только Ниночка хотела бросить эти серёжки на землю и убежать, как Рейкин взял её за плечи, улыбнулся и сказал:
— Надень их. Они будут тебе очень к лицу.
И каким-то волшебным образом Ниночкина обида тут же испарилась, будто и не было её вовсе. Уже в радостном предвкушении девочка вставила серьги в дырочки в ушах, и все ребята тут же наперебой стали уверять, что эти украшения Ниночке очень идут. Все, кроме слепой Сашеньки… Ей пришлось лишь верить остальным на слово.
Горячо поблагодарив плотника и крепко-крепко обняв его, Ниночка побежала в здание приюта смотреться в зеркало. Остальные же дети не стали мешать Рейкину доделывать лавочку, взяв с него обещание рассказать им вечером новую сказку.
На обед у детей была похлёбка из картошки с морковью. Ниночка не любила эту бурду, но выбора не было, и она ела это всякий раз с отвращением, грохоча ложкой о тарелку. Нянечки всегда ворчали на неё, но ей-то что? Она ведь не слышит…
Вот и в этот раз она снова застучала ложкой. Но что это такое? При каждом стуке в её голове вдруг стали происходить будто крошечные уколы, не приносившие, однако, боли. Сначала они были совсем слабенькие, еле ощутимые, но с каждой минутой они становились всё сильнее.
Ниночка перестала есть — и уколы тут же прекратились. Она недоуменно уставилась на ложку, пока не улавливая связи между ней и странным явлением в её голове. Затем уже специально посильнее стукнула о край тарелки.
— Цык! — раздалось в Ниночкиной голове.
«Интересная штука!» — подумала девочка, и ещё сильнее застучала ложкой. И при каждом стуке она снова чувствовала: — Цык! Цык! Цык!
— Нина! Сейчас же прекрати стучать!!! — крикнула подошедшая к ней нянечка.
Ниночка тут же замерла в полной растеряности, но не потому, что хотела послушаться нянечку, а потому, что в её голове откуда-то возникло странное: «Иаеаеаиуа!». Девочка понятия не имела, что с ней происходит: ведь раньше она ничего подобного не ощущала.
Поев, она в растерянности вышла в коридор, где те ребята, которые могли бегать, играли в догонялки, а прочие — стояли или сидели в ожидании, когда их поведут на оздоровительные процедуры. Впрочем, даже малыши знали, что толку от этих "процедур" совсем нет, как и надежды на выздоровление. Ниночка встала рядом и начала наблюдать за бегавшими. Вот те на! От каждого из них исходило что-то… Она не могла описать словами, что чувствовала: ведь это ощущение пришло к ней впервые за шесть лет её жизни. Вот слегка хромающий Савелий наконец догнал Тосю, заляпал её и крикнул (Ниночка прочитала по губам):
— Тося галит!
Но в это же мгновение через новое чувство до неё донеслось: «Ояаи!»
Вот мимо прошла на костылях пятиклассница Зина. Резиновые «каблуки» костылей давно уже сносились, и оголённые деревяшки глухо стучали по растрескавшемуся кафелю: — Чок! Чок!
— Ай!!! — прилетело в Ниночкину голову откуда-то справа. Она резко повернулась туда и увидела, как стоящий у стенки Лёшик потирает плечо, морщась от боли: видимо, не успел затормозить, убегая от водящего, и врезался в стенку. И тут Ниночка начала понимать, что это странное чувство идёт к ней от бесполезных (как она считала) отростков по бокам её головы, которые годились раньше лишь для укладки волос за них и ношения… серёжек! Она машинально прикоснулась к деревянным серёжкам, всё утро украшавшим её маленькие ушки, и пальцы почувствовали какое-то доброе, волшебное тепло, исходившее от них.
Почти до самого ужина Ниночка ходила заворожённая, жадно ловя каждый новый звук, что рождались и летали вокруг неё невидимыми волнами ярких сказочных красок. Ближе к вечеру её ушки начали слышать не только гласные, но и согласные буквы людской речи, а кроме того — тишайшие шорохи и скрипы, мелкими букашками заполнявшие каждый уголок пространства.
Вечером перед ужином в красном уголке ребятам включали телевизор. Вот и сегодня на экране ещё совсем не старого чёрно-белого лампового «Рекорда» показывалось выступление какого-то оркестра. Конечно, детям больше хотелось бы посмотреть мультики (а тем, кто постарше — какой-нибудь приключенческий фильм), но выбирать не приходилось, поэтому все без особого интереса наблюдали, как скрипачи на экране возили смычками по своим инструментам, а трубачи дули в свои дудки так, что казалось, будто у них сейчас лопнут щёки.
Но вскоре общую скуку прервала вошедшая в комнату Ниночка. Обычно она не смотрела телевизор: новости для глухих, с сурдопереводом, показывали позже, когда дети уже обычно готовятся ко сну, а те из ребят, кто слышал — не знали языка глухонемых, чтобы переводить Ниночке то, что говорят на экране. Но сегодня малышка подошла близко к голубому экрану и зачарованно смотрела на всё, что там происходило.
«Что они играют?» — жестами спросила она у девятиклассницы Проши, сидевшей на инвалидной коляске. Та хоть и могла говорить и слышать, но за годы жизни в приюте научилась худо-бедно понимать этот язык. Она повернулась к Ниночке так, чтобы та видела её рот, и выразительно сказала:
— Вальс Чайковского.
— Уа… сь… — Ниночка попыталась произнести только что услышанное название, но её рот пока не знал, как воспроизводить звуки, кроме плача и крика. Но какая, в сущности, разница? Ведь сейчас в её голове происходило настоящее чудо! Впервые в её короткой жизни Ниночка слышала Музыку! Звуки вальса окружили малышку со всех сторон, укутали с ног до головы в тёплое одеяло из разноцветных лепестков, которые, казалось, хотели в своём кружении унести девочку с собой в чудесный мир музыки, танца и настоящих чувств. Малышка была настолько потрясена, что даже не заметила, как её ножки сами начали танцевать в такт чудесной музыке.
Зато её танец заметили другие дети, которые, забыв про скуку, стали с огромным интересом смотреть на Ниночку.
— Ты разве слышишь? — недоверчиво глядя, спросила у неё Проша.
«Слышать! Это называется слышать!» — закричала про себя Ниночка, но, разумеется, вслух не сказала, а лишь быстро покивала головой. А пару мгновений спустя она бросилась
