своем животе. Мне был виден лишь его красивый профиль. Он был одет в белую футболку и черные шорты до колен.
Посмотрев на вещь в руках, понимаю, что это панама.
— Не влюбись, — вдруг раздается его низкий спокойный голос. — Это твоя мама попросила дать тебе ее, чтобы твоя головушка не спеклась.
— Больно нужно, — я старалась сделать голос более убедительным, делая вид, что оскорбляюсь на его слова и считаю их отвратными.
— Знаю я вас малолеток, — Артём усмехается, все также продолжая подставлять лицо солнцу.
Его темно-русые волосы были отросшими и немного вьющимися. Кожа и так была уже достаточно загорелой, так что белая футболка подчеркивала это.
Расслабленное лицо Артёма имело явные греческие истоки (подтвержденный факт — в роду его матери имелись греческие корни): прямой нос, густые прямые брови, полные губы (нижняя губа была чуть полнее верхней), однодневная юношеская щетина.
— Не смей меня сравнивать со своими девками, — нахмурившись, произнесла я, и посмотрела на него.
Его голова медленно повернулась в мои сторону, и зеленые глаза встретились с карими.
Артем внимательно смотрел меня, не выражая никаких эмоций, а после лишь усмехнулся и вновь отвернулся, закрыв глаза.
Из воспоминаний меня выдергивает хлопок двери.
Паша вернулся.
Мне нужно с ним поговорить.
Ежусь, закутываясь в длинный домашний кардиган. На мне также теплые носки и домашнее платье с длинными рукавами, но я ежусь видимо от внутреннего холода.
Отворачиваюсь от окна в тот момент, когда Паша заходит в комнату.
У него хмурый и недовольный вид. Такое чувство, что старается на меня не смотреть вовсе.
— Паша, мне нужно с тобой поговорить, — стараюсь говорить спокойно, но внутри что-то грызет.
— Сегодня ты уже достаточно мне наговорила в офисе, — недовольно ворчит он, снимая часы со своего левого запястья. — Мне не хочется портить себе настроение еще больше, возвращаясь к рабочим вопросами.
— Я хочу поговорить не о работе. Я хочу поговорить о нас.
Он недовольно смотрит на меня. Кладет часы на полку стелажа, прячет руки в карманах своих брюк и приближается ко мне. Мы с ним почти одного роста: он где-то под метр восемьдесят, я — под метр семьдесят пять.
— Я благодарна тебе за многое, Паша. Ты являешься неотъемлемой частью моей жизни, — пытаюсь подбирать мягкие, разъясняющие слова, хотя на самом деле просто хочется заявить, что все закончено и хватит на этот. — Но, я не хочу обманывать себя и, в-первую очередь, тебя, поэтому, пожалуйста, прости меня, но я хочу вернуть тебе кольцо и отменить нашу свадьбу.
Паша продолжает молчать. Выглядит так, словно дает мне время высказать еще что-то. И я, еще не зная, чем это все закончиться, выдаю это «что-то».
— И если уж коснуться работы, то я хочу отозвать доверенность по управлению фирмой и начать руководить ею. Я ни в коем случае, не намерена увольнять тебя с должности заместителя..
Резкая боль в левой части лица и звон левого уха не дают мне договорить. От шока и от темноты в глазах, появившейся на короткое мгновение, я оседаю на пол.
Шокировано вздыхаю и выдыхаю через открытый рот, прижимая ладонь к звенящему уху и ноющей части лица. На языке ощущается привкус крови.
Паша.
Он.
Ударил.
Меня.
Не знаю можно ли назвать такой удар пощечиной. Скорее, чистейший и сильнейший удар раскрытой ладонью.
Шокировано поднимаю на него глаза.
Возвышается надо мной.
Смотрит с открытой яростью и неприязнью на меня.
Никогда его таким не видела и не знала, что он может быть таким.
— Чего ты там сказала? — мне кажется, его трясет от злости. — Вздумала, бл*ть, бросить меня и отобрать мой бизнес?!
— Это не твой бизнес, — слова сами собой вырываются. Черт, я камикадзе? Но, я и не ожидала, что Паша способен ударить женщину. Ударить меня.
— Это, с*ка, мой бизнес! — орет он, и снова дает мне оплеуху, с еще большей силой.
Я прибываю в полном неверии происходящего.
Удар в живот ногой, выбивает из меня почти весь воздух и окончательно зарождает во мне панику и страх. Сжимаюсь в позе эмбриона на полу. Стараюсь защититься руками и прижатыми к животу согнутыми ногами.
— На мое счастье, что твой отец сдох так быстро! Это просто была удача такой величины, что не передать словами! Я думал, мне придется ждать десятилетия, чтобы заполучить фирму. Но! Фортуна мне улыбнулась! Оставалась только маленькая деталь — ты. Хрен с этим браком! Я бы терпел тебя. Продолжал бы тр*хать своих любовниц, а ты бы слепо любила меня и ждала дома в горшках и пеленках. Что вам бабам еще нужно то! Но, ты, бл*ть, решила мне все пох*рить!
Очередной удар ногой по рукам, которыми я пытаюсь защититься. Слезы непроизвольно текут по моему лицу.
— Я не выйду за тебя замуж! Особенно после этого! — ору я, сквозь слезы.
Хватается одной своей широкой ладонью за мои запястья, отдирая их от моей головы и тем самым, приподнимает меня от пола. Мое лицо оказывается беззащитным. Очередная серия оплеух обрушивается на мою голову. Кажется, у меня уже рассечена бровь. Кричу, но это бесполезно. Этот ублюдок хорошо изолировал свою квартиру.
— Ты перепишешь на меня фирму, — рычит мне в лицо, склонившись ко мне и притянув меня за волосы. — Ты думаешь, у меня не готовы документы?! Тупая овца! Ты отдашь мне свои акции и передашь мне полное управление фирмой.
Отходит от меня к своему рабочему столу у окна. Спустя несколько секунд он возвращается ко мне.
Становится на колени рядом со мной, бросает черную папку и ручку рядом с собой.
Вновь хватает меня за волосы левой рукой, немного приподнимая и подтаскивая к папке.
Открывает ее свободной рукой и впихивает мне в правую руку ручку.
— Подписывай, — рычит Паша, тыкая пальцем в несколько листов бумаги.
Качаю отрицательно головой и выпускаю ручку из своих пальцев.
Глаза Паши горят огнем ненависти. Он весь покраснел от злости и вспотел. Гневно поправляет свои очки. Резко отпускает мои волосы. Хватает мою левую руку. Раскрывает левую ладонь на полу, тыльной стороной к верху и бьет своим кулаком по ней.
Боль пронзает ладонь. Мой голос уже срывается от крика на хрип.
Паша вновь хватает меня за волосы и дергает на себя, вновь вставляя в правую руку ручку.
— Подписывай! Или я начну ломать тебе пальцы! Но, итог будет один — ты подпишешь эти чертовы бумаги!
Он с силой сжимает мое запястье, пока я подписываю бумаги, чтобы подпись казалась более естественной. Сквозь слезы и пронзающую мое тело боль, я не