позволяют представить, как соответствующие принципы могут быть задействованы в реальных жизненных ситуациях.
Разрешение спора с помощью рациональных аргументов предполагает учет реалий той или иной конкретной ситуации. Среди этих реалий оказываются материальные объекты. Они выступают при этом уже не пустыми символами, с помощью которых субъекты позиционируют себя по отношению друг к другу и символическую силу которых используют для победы над противником. Объекты имеют свою логику функционирования и не могут быть по произволу наделены любым значением. Например, тот факт, что в ситуацию спора на производстве приходится учитывать особенности функционирования сложного станка, на котором надо работать с максимальной отдачей, естественно, придает больший вес «технологическим» аргументам, нежели патриархальным ценностям.
Иными словами, объективная природа вещей имеет значение для человеческих взаимодействий. Читателям книг издательства «Новое литературное обозрение», вероятно, вспомнится в связи с этим попытка (хронологически на десятилетие более поздняя) Ганса Ульриха Гумбрехта обосновать роль вещей как границы символического мира, а поклонникам Бруно Латура — его рассуждения о месте лабораторного оборудования среди принципов функционирования современной науки10. Во всех этих (и подобных им) случаях речь идет о различных попытках выйти за пределы «семиотической вселенной», где связь между означающим и означаемым по определению произвольна. Книга Болтански и Тевено — одна из самых интересных (что не значит — бесспорных) попыток продвинуться в этом направлении. Возвращение в изучение социальных взаимодействий их объективных и рациональных аспектов представляется необходимой составляющей «реалистического поворота», к которому социальные науки обратились в последние десятилетия в итоге постмодернистского кризиса рациональности и объективности, истоки которого лежат в базовом для этих наук понимании социального как особой сферы чисто символического взаимодействия людей. Следует, однако, подчеркнуть, что Болтански и Тевено, учитывая необходимость «возвращения вещей» в социальную теорию, отнюдь не впадают в крайности тех «объективистов», которые порой склонны вообще игнорировать сложные взаимодействия символического порядка, анализ которых был одним из главных достижений наук о человеке XX века.
Многие читатели могут усомниться, насколько разумно не просто вернуть рациональным аргументам и объективным факторам подобающее им значение в социальной теории, но строить эту теорию в целом исходя именно из этих факторов. Подобная критика, безусловно, имеет под собой основания. Следует, однако, подчеркнуть, что вернуть этим факторам их значение можно, только показав их системность и взаимосвязь между ними — чему и посвящена предлагаемая вниманию читателя книга.
Одной из важнейших составляющих авторского замысла является критика социальных наук. Страницы, на которых Болтански и Тевено показывают, что «базовые очевидности» современной экономической теории, равно как и современной социологии, представляют собой не что иное, как объективацию той или иной классической политической философии раннего нового времени, принадлежат к числу наиболее захватывающих страниц книги. На мой взгляд, они должны быть частью любого списка литературы для чтения к вводным курсам в каждую из этих дисциплин. Авторы сравнивают выделенные ими грады с «грамматиками» общества. Если принять эту метафору, их собственный труд можно охарактеризовать как своего рода «метаграмматику» основных существующих в современном французском обществе политических грамматик.
В связи с этим необходимо подчеркнуть не только научное, но и общественное значение теории общества Болтански и Тевено, особенно актуальное в политических условиях современной России. В Пре-дисловишвторы подчеркивают, что проблематика их книги подсказана важной особенностью французской политической традиции — традиции публичных политических дебатов, в которых рациональному аргументу придается особое значение. В этой связи, естественно, встает вопрос, насколько подобный подход может работать в обществах, в которых эта традиция не получила достаточного развития.
Кстати сказать, сами авторы этой книги, прежде всего Лоран Тевено, с полной серьезностью относятся к этому вопросу, которому они посвятили целый ряд исследований (в том числе совместных с американскими и российскими коллегами, когда выяснялись особенности функционирования различных моделей общества — градов — в разных культурах)11.
Вероятно, в общем виде взвешенный ответ на этот вопрос может состоять из двух частей: с одной стороны, рациональная аргументация и опора на объективные обстоятельства играет некоторую роль в любом обществе. С другой — степень и формы рациональности, набор «градов», особенности их интерпретации и их сравнительная роль могут сильно варьироваться от общества к обществу и от одной исторической эпохи к другой. Но современному демократическому обществу, возникшему в итоге сложной и длительной исторической эволюции и унаследовавшему от прошлого множество интеллектуальных традиций, по-видимому, в особой мере свойственна «метаграмматика» социологии градов. Если перефразировать слова Л.М. Баткина об итальянском Возрождении («культура общения культур»)12, то можно сказать, что современная демократия — политика, основанная на рациональном диалоге политических традиций. Поэтому предложенная Болтански и Тевено метаграмматика выступает одновременно грамматикой современной демократии, поскольку позволяет включать в пространство публичных дебатов различные системы ценностей и находить рациональный компромисс между ними. В этом смысле книга Болтански и Тевено сама является произведением политической философии, в котором грамматика рационального спора выступает как главная форма социальной связи в демократическом обществе.
С этой грамматикой мы в России знакомы в основном понаслышке. Сегодня в нашей стране интеллектуальный климат определяется даже не политическими идеологиями, а политическими технологиями, когда манипуляции с символами едва ли не полностью вытеснили рациональную аргументацию из публичной жизни. Что ж, зато теперь российский читатель по крайней мере сможет изучить грамматику демократии по книге Болтански и Тевено.
Проект русского перевода книги возник еще в середине 1990-х годов. Тогда же начались переговоры о финансировании с посольством Франции в Москве, поиск издательства и переводчика. Найти последнего было особенно трудно потому, что книга Болтански и Тевено нелегка для перевода13. Работа над переводом и редактурой книги затянулась на многие годы.
Дело в том, что, стремясь к созданию новой социальной теории, авторы опасались оказаться в зависимости от существующего словаря социальных категорий, который помимо воли исследователей нередко навязывает им свою собственную логику — ту логику, на которой основаны макроисторические и макросоциологические концепции, с критического анализа каковых начинается книга. Поэтому авторы поставили перед собой задачу создать собственную, адекватную задачам работы систему понятий. При этом они пошли не по пути «изобретения» новых слов, но по пути использования непривычных, но несомненных смыслов понятий имеющегося социально-политического (а порой и бытового) словаря. Существа (общее обозначение для людей и вещей), диспозитивы (то есть наборы существ, вовлеченных в ту или иную ситуацию, иными словами, в спор или конфликт), грады (то есть модели социального устройства), миры (то есть совокупность людей и вещей, упорядоченных с точки зрения принципов того или иного града), величие (то есть приписываемое тому или иному человеку или предмету значение в рамках того или иного града) — вот лишь некоторые из
