— Она видела что-то очень страшное, Ксено, — вздохнул целитель, погасив сердечный приступ у совсем юной, но начавшей седеть девочки. — Что-то такое, о чем боится рассказать. Не дави на нее.— Я и не пытался, Гиппократ, — вздохнул мистер Лавгуд. — Она точно кого-то искала, кого-то очень близкого… Мне на минуту показалось, что дочка хочет увидеть Пандору.— Девочка могла увидеть не свою жизнь, мой друг, — целитель Сметвик положил руку на плечо Ксенофилиуса. — И там у нее тоже могла быть мама.— Которая тоже погибла? — мужчине стало душно, он рванул ворот мантии, очень хорошо представляя, о чем говорит старый друг. Малышка во сне видела что-то очень страшное… И молчание целителя было ответом. — Как же ей помочь?— Не знаю… — покачал головой Гиппократ. — Ведающих единицы, да ты и сам знаешь…Смотревший на свою любимую дочь Ксено знал. Он очень хорошо знал, что ведающие часто не выживают, и не хотел такой судьбы не готовой еще довериться дочери.
Я открыла глаза, понимая, что оказалась в больнице. Целитель смотрел как-то очень грустно, а папа… Я ему расскажу, только не прямо сейчас, но расскажу обязательно! Только бы увидеть мамочку, и я все-все расскажу, клянусь! А папа обнял меня, рассказывая, как он меня любит и как я ему дорога.
— Прости меня, редисочка, я не хотел делать тебе больно, — произнес самый лучший на свете мужчина. Он действительно любил меня, я это чувствовала.
— Я расскажу зимой… — неожиданно произнесла я, — если… — не хочу этого говорить, но папа, кажется, понял, сразу же посерьезнев. Он погладил меня, и дал какое-то зелье, от которого я уснула.
Кажется, у меня разболелось сердечко, поэтому Хогвартс под вопросом, но я должна быть там, потому что там мама! Там мамочка! Дядя Гиппократ что-то понял и дал мне порт-ключ, который может унести двоих. Не знаю, как он это понял, но теперь я смогу спасти мамочку от страшного василиска. Пусть он меня даже сожрет, но я спасу свою маму! Спасу! Может быть, тогда ее не напоят зельями, от которых она стала послушной этому предателю?
Первого сентября папа провожал меня на поезд. Он сильно беспокоился, но я сказала, что все будет хорошо, хотя какое хорошо…. В поезде будет тетя Джинни, с артефактом, чтобы убивать, и еще этот предатель… Смогу ли я это выдержать?
Поезд почти скрылся в клубах пара, папа поцеловал меня, помогая сесть в вагон. Я прошла вперед и вдруг увидела… Почти у самого окна, глядя на улицу сидела… она. Самый близкий и родной человек, самая лучшая на свете… мамочка. А потом я не помню, что было. Мне показалось, что я только прикрыла глаза и вот уже сижу рядом с ней.
— Что с тобой, девочка? — поинтересовалась самая лучшая на свете мамочка. Она еще маленькая, но ведь она мама… Я заплакала, кажется, потому что Гермиона забеспокоилась и уже хотела куда-то идти, но я вцепилась в ее руку не в силах отпустить. — Тебе плохо?
— Не уходи, пожалуйста! — взмолилась я, и она осталась, внимательно глядя на меня своими умными глазами. Мамочка, как же я тебя искала!.. Пусть ты сейчас маленькая, но…
— Не надо плакать, расскажи, что случилось… — попросила она меня с такими мамиными интонациями, что я просто не смогла противиться. — Рассказывай! — приказала мамочка, и я принялась рассказывать.
***
Эта девочка смотрела на Гермиону так, как не смотрели и родители. Лишь войдя в купе, она чуть не упала, поэтому кудрявая девочка, разумеется, помогла ей. Но вот потом произошло что-то совсем невозможное. Незнакомка, в белых волосах которой удивленная Гермиона увидела почти незаметную седину, смотрела на нее, будто бы кудрявая девочка была богиней или святой.— Меня зовут Роза… Здесь, конечно, я Луна Лавгуд… — сразу же начала рассказывать девочка абсолютно невероятные вещи, хотя о пророках Гермиона, несомненно, слышала. Луна рассказывала о том, что только будет, как о давно прошедших событиях, отчего кудрявой девочке становилось просто страшно. Казавшаяся сейчас совсем маленькой, мисс Лавгуд рассказывала и плакала, плакала, плакала…— Тише, тише, — Гермиона обняла разрыдавшуюся девочку, и тут до мисс Грейнджер дошло. — Там, где ты была Розой, я была… твоей мамой?Гермиона просто на минутку представила, что было бы, если она потеряла своих родителей, оставшись совсем одна… Кудрявая девочка чуть не потеряла сознание от внезапно пронизавшей грудь боли. Не готовая принять тот факт, что Луна прожила жизнь ее… дочери, мисс Грейнджер тем не менее как дочь врачей понимала, что, если она оттолкнет Луну, та просто погибнет. Становиться убийцей кудрявая девочка была не готова. Но теперь объяснялся и взгляд «малышки», и то, как она немедленно послушалась требования все рассказать… Что с этим делать, Гермиона не знала, но одно понимала абсолютно — ребенка надо утешить и успокоить. Когда сможет, расскажет и все остальное, а сейчас… Почему-то мисс Грейнджер ощущала какое-то родство с этой девочкой, будто что-то близкое было в той…
***
Мамочка меня обнимала и гладила по волосам. Ее магия, такая знакомая, родная, просто обволакивала меня. Я уже просто не понимала, где нахожусь, казалось, что ничего плохого случиться не может. Мама… Мамочка… Она такая маленькая сейчас, но уже мудрая, потому что это же мама. Я никак не могла ее отпустить, да и мама не старалась меня оттолкнуть…
— Я буду самой-самой послушной, тебе больше не понадобится меня наказывать! — пообещала я, а мамочка почему-то всхлипнула.
— Эх, Гарри, где же ты, когда так нужен… — проговорила мама. Я знала, где дядя Гарри, поэтому ответила.
— Его предатель в машину затащил, и он теперь летит, мы его скоро увидим из окна, — ответила я и испугалась, потому что мама стала очень строгой.
— Роза, — сказала она очень строгим голосом. — То, что Уизли называют «предателями крови», это не значит… Что ты делаешь? — удивилась она, а я просто легла так, чтобы ей было удобно.
— Ну ты же хочешь наказать, вот я… — мне отчего-то всхлипнулось — я опять расстроила мамочку. — Ну как положено, чтобы тебе было удобно.
— Господи… — прошептала мамочка. — Я тебя там… наказывала так?
— Да, мамочка, — ответила я ей, сжимаясь от страха. Мне почему-то всегда страшно, ну, когда это начинается.
