внешний карман и достала подтаявшую от жары конфету в хрустящей обертке. — Держи. Как тебя зовут?
Девочка спрятала руки за спину и попятилась. Взгляд же ее был прикован конфете.
— Мама не велела у чужих ничего брать.
— Хорошо. Смотри, я оставлю ее здесь. — Зина положила сладость на лавочку. — А ты, если захочешь, заберешь. Ладно?
Девочка кивнула.
— Скажи, почему на хуторе так пусто? Где все?
— Так жара только спала, в огородах все, по холодку работают.
Зина открыла калитку, прошла по брусчатой дорожке мимо нехитрых, ухоженных клумб в крашенных масляной краской автомобильных шинах, и взошла на покосившееся крыльцо. Постучала в дверь. Она была готова поклясться, что слышала шаги из дома, но ей никто так и не открыл.
Зато, где-то за домом зашлась собака, и ее визгливый лай мигом был подхвачен из других дворов.
— Иду! Иду! Обождите!
К Зине бодро семенила сухонькая старушка в выцветшем халате на молнии. Галоши с налипшими комьями глины были надеты на застиранные хлопковые чулки. Жидкие седые волосы выбились из-под косынки и прилипли к взмокшему от работы на огороде лицу.
Кожа ее давно истончилась и потеряла упругость от возраста и солнца, а шея, была красная.
Зина мысленно прикинула, что ей должно быть лет восемьдесят, хотя, под палящим крымским солнцем стареют раньше.
— Здравствуйте, Просковья Никитична. — Поздоровалась Зина, вполне искренне улыбнувшись. — Мы тут к вам…
— Здравствуйте-здравствуйте. — Голос у нее был по-старчески высоким, но еще вполне сильным. — Покась ждала - решила помидоры подвязать.
Она вытерла руки о полы собственного халата и протянула Зине руку.
— А студентики ваши чего в воротах торчат? — Прасковья Никитична пригласительно замахала рукой студентам. — Комсомольцы! Айда в дом! Ужинать!
Глава 1.1
— Спасибо, Прасковья Никитична, не стоило беспокоиться, мы не хотим вас стеснять. — Улыбнулась Зина.
— Тю, нет никаких стеснений. Зовите меня баб-Пашей, а то «Прасковья Никитична»… Мы не на собрании партии.
— Хорошо, спасибо.
Баба Паша проводила их через темные сени в большую, почти на весь дом комнату, треть которой занимала настоящая побеленная русская печь с нарисованными краской петушками по торцу. Там же была не хитрая кухонная утварь, газовая печь с подключенным красным баллоном сбоку, две лавки у стены, застеленные накрахмаленным постельным бельем, явно подготовленных для гостей. Пахло немного сыростью, свежей побелкой, и не хитрой, но сытной деревенской едой.
Окна к вечеру были занавешены вышитыми шторами из беленого льна, на стенах висели черно-белые фотографии. На некоторых был изображен молодой, статный мужчина в фронтовой форме, на другой – моложавая женщина с ребенком на руках, в которой, если приглядеться, можно было узнать хозяйку дома.
Зина глянула на фото лишь мельком, но ей черты лица женщины с фотографии показались смутно знакомыми. Не потому, что женщина с фотографии была сейчас рядом, нет. Зина видела эти черты раньше, совсем недавно. Может, в автобусе? Возможно.
Посреди комнаты стоял накрытый белой накрахмаленной скатертью стол, на котором исходил паром чугунок на подставке. По тарелкам было разложено нарезанное тонкими ломтиками сало и соленья, плетенная корзинка с пряниками и баранками вперемешку. И настоящим царем на столе возвышался электрический самовар с пожелтевшим от времени удлинителем, протянутым через всю кухню.
***
После нехитрого но сытного ужина, студенты засобирались спать. Одну лавку занял Максим, другую оставили для Зины.
Для Люды с Настей была приготовлена лежанка на печи, благо та была достаточно широкой, чтобы не девушки не мешали друг другу.
Зина, осовело жмурясь, вышла на улицу, чтобы подышать свежим воздухом.
Она вышла за калитку, и села на скамейку, вытянув ноги. Чиркнула зажигалкой, и блаженно затянулась сигаретой. Ночной, прохладный ветер разметал сизый пряный дымок по округе.
Все-таки в деревне звезды всегда другие. Величественные, древние, всезнающие.
Зина, увлеченная звездами, так и не поняла, в какой момент почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд. Она поежилась.
Кто-то, невидимый из темноты, продолжал изучающее рассматривать ее. Женщина зябко передернула плечами.
В темноте мелькнули светящиеся желтые глаза с красными бликами. И так же быстро пропали.
Ей и раньше приходилось выезжать в экспедиции, и не всегда рядом оказывалось человеческое жилье. Она была и в тайге, и в тундре, и в средней полосе. И хорошо знала чувство взгляда в спину.
Так смотрит дикое животное, когда решает, по зубам ему человек, или не стоит связываться. Но этот взгляд был не совсем такой. Осознанный, злой. Так может смотреть только разумное существо.
