чувствовала это, не говоря уже о том, что видела. Это была все еще я, только… старая.
— Что это был за шум? Мне показалось или что-то разбилось? — В ванную ворвался мужчина.
— А-А-А! — Я инстинктивно постаралась закрыть руками как можно больше голого тела, съежившись в углу возле туалета, пока глазами отчаянно оглядывалась вокруг в поисках полотенца. И почему в этой ванной нет ни одного?! О, слава Богу, моя ночная рубашка! Я подняла её с пола и обернула вокруг себя.
— Убирайтесь! — Я отгоняла его от себя, словно назойливое насекомое, но он упрямо продолжал двигаться в мою сторону.
— Что случилось, дорогая? — Он взглянул на остатки вазы, разбросанные по полу, а потом на кровь, сочащуюся из моей руки. — Ты в порядке?
Шатен смотрел на меня с неподдельным беспокойством. От его кожи исходил приятный аромат геля после бритья, который я не могла определить.
— Со мной всё в порядке, только выйдите! — Мужчина был искренне удивлен, заметив движения моих рук, которые так и говорили «Пошел вон!».
— Ладно-ладно. Я просто хотел убедиться, что с тобой все хорошо. И, конечно же, поздравить свою жену с днём рождения, — он наклонился, чтобы поцеловать меня, но я увернулась, меня переполнял ужас.
Он сказал «жена»? Я не была его женой, и совершенно точно этот старик не был моим мужем! Грант должен был быть моим мужем. Ну, после того, как он сделал бы мне предложение сегодня вечером. О Боже! Сегодня вечером мой день рождения! Моя вечеринка! Я не могу пойти туда в таком виде.
Пронзительный звон оборвал мои мысли, а мужчина, услышав его, сделал странное движение — ущипнув часы большим и указательным пальцам, он протянул невидимую нить к своему уху.
Что он делает?
— Уильям слушает, — сказал он и вышел. Наконец-то!
Уильям? Кто, черт возьми, это был, и почему он называет меня своей женой? Это было очень странно. У меня закружилась голова, и я оперлась о стену, чтобы не упасть. Я ломала себе голову в поисках ответов или каких-нибудь решений, силясь разобраться в сложившейся ситуации. Уильям… его глаза показались мне знакомыми и еще то, как он вышел из комнаты — эта бодрая походка. Я определенно видела его… раньше.
Точно! Я тихо щелкнула пальцами. Уильям Макнилли, парень из моей школы. Неужели это действительно он? Пухлый, не имеющий друзей, Уильям Макнилли, который, казалось, никогда не замечал приклеенные к его спине записки «Пни меня!»?
Ух ты, оказалось, сейчас он очень даже ничего. Конечно, он уже древний, но для своего возраста выглядит неплохо. Минуточку! Если я всё-таки замужем за Уильямом Макнелли, то должно быть теперь… О Боже! Нет! Келли Макнелли. Застрелите меня сейчас же. Я не стала МакДрими или МакСекси, я стала Макнелли или, если быть точной, МакСвелли (прим. переводчика: МакСвелли — игра слов, дословно — вонючка), как его дразнили в школе. Теперь это относится и ко мне.
Словно увядшее растение, моё тело размякло, рука скользнула вниз по стене, ночная рубашка снова упала на пол. Вместо того, чтобы осесть на пол, я резко приземлилась на холодное сиденье унитаза. Разговор Уильяма за дверью прерывал мой, достойный Оскара, эпизод и я быстро подняла рубашку и одела ее как раз в тот момент, когда Уильям попрощался со своим собеседником.
— Кел, что происходит? — Уильям снова вошел в ванную, которая уже начала напоминать мне тюрьму. Жестокую, полную разной сантехники тюрьму без полотенец, зато со странным зеркалом, в котором я выгляжу старухой.
Все, что могу сделать — отрицательно трясти головой, не желая верить, что это происходит на самом деле. У меня дрожали руки, дыхание сбилось.
— Где я? Почему выгляжу такой старой? — Уильям осторожно прикоснулся к моему плечу, и я вздрогнула, хотя его прикосновение показалось мне на удивление успокаивающим. — Я ничего не понимаю. Ещё вчера я была молода и счастлива, а сейчас превратилась в какое-то старое трясущееся недоразумение!
— Брось, милая, ты великолепно выглядишь для своего возраста. Тебе всего лишь пятьдесят, не будь к себе так строга, — сказал Уильям, поглаживая мое плечо.
— Пятьдесят?! — выпалила я, задыхаясь. — Мне не пятьдесят! Мне должно быть двадцать пять!
Я стряхнула его руку со своего плеча, — почему мне не двадцать пять?
— Милая, быть на взводе в такой день это совершенно естественно. То есть, ну кто не хотел бы вернуть свои двадцать пять, верно? — улыбнулся Уильям. — Но ты по-прежнему очень красива. Сегодняшний день пройдет отлично, вот увидишь. Особенно твоя вечеринка. К семи вечера дом заполнится важными для нас людьми. Ты, должно быть, ждешь его с нетерпением? — Он приподнял мой подбородок, и я неохотно встретилась с ним взглядом.
Жду с нетерпением? Я всё бы отдала, чтобы вернуться обратно к своей реальной жизни, в которой мне всего двадцать пять, а мой живот не напоминает пивное пузо моего отца. Совсем скоро они будут называть меня «Келли Джелли Белли МакСвелли» (прим. переводчика — игра слов, если переводить дословно: Келли вонючка с желейным животом). Ох, как вообще это могло случиться? Что, черт возьми, со мной происходит? Я больше так не могу.
— Где Грант? Мне срочно нужен Грант! — выпалила я, стряхивая его руку.
— Какой Грант? А…Ты, должно быть, имеешь в виду твоего бывшего?
— Да. Нет! Точнее… он не бывший.
— Милая, ты не общалась с ним с того момента, как начала встречаться со мной двадцать пять лет назад, — нахмурился Уильям, — или я ошибаюсь?
— Двадцать пять лет назад? Но Грант и я… мы должны были… он должен был сделать мне предложение на мой день рождения.
— Келли, ты сама его бросила, помнишь?
— Я его бросила? — Может, я постепенно схожу с ума?
Уильям кивнул.
— Но я сделал тебе предложение, и ты согласилась. И, как видишь, мы по-прежнему счастливы вместе, спустя почти четверть века в браке.
Ладно, Келли, только дыши. Вдох… и… выдох. Всему этому определенно должно быть какое-то объяснение. Думай! Может быть, я сильно ударилась головой, и теперь у меня амнезия? Это вполне возможно, не так ли? Я просто потеряла память и не помню последние двадцать пять лет своей жизни. Да, я могла упасть в ванной и получить серьезную травму головы. Помню падение, но ведь это было уже после того, как я заметила, что стала старой. Может, это произошло вчера, со мной сорокапятилетней, и я потеряла память еще тогда? Но у меня не болела голова, и я не чувствовала ничего такого…
Я подошла к ужасному зеркалу снова, но не увидела никаких подозрительных синяков и
