Убивший кого-то дохлый пес показался Эллери достойным осторожного внимания. И девушка его чем-то заинтересовала, — твердой сдержанной целеустремленностью.
— Садитесь.
Она себя выдала, быстро кинувшись к кожаному креслу, напряженно стиснув руки, застыв в ожидании.
— Каким именно образом, Лорел, дохлый пес «убил» вашего отца?
— Просто убил, и все.
Ему не понравилось, как она сидела.
— Не морочьте мне голову, — серьезно предупредил он. — Вам на порог подбросили чужого мертвого пса, и ваш отец умер. Где связь?
— Он насмерть испугался!
— Что говорится в свидетельстве о смерти? — Ясно теперь, почему веселились официальные лица.
— Какая-то коронарная недостаточность. Не важно, что там говорится. Дело в собаке.
— Начнем сначала. — Эллери протянул свою пачку, девушка помотала головой, вытащила из зеленой сумочки «Данхилл». Он поднес зажженную спичку к дрожавшей в губах сигарете. — Вас зовут Лорел Хилл. Кто ваш отец, где вы живете, чем он на жизнь зарабатывал и так далее. — Она как бы удивилась, словно ей даже в голову не приходило, что его интересуют подобные тривиальные вещи. — Разобраться не обещаю, смеяться не буду.
— Спасибо… Мой отец — Леандр Хилл. Фирма «Хилл и Прайам», оптовая торговля драгоценными камнями.
— Так. — Никогда о такой фирме не слышал. — В Лос-Анджелесе?
— Здесь главный офис, но у папы с Роджером есть еще филиалы… в Нью-Йорке, в Амстердаме, Южной Африке…
— Кто такой Роджер?
— Папин партнер, Роджер Прайам. Мы живем за Аутпостом, неподалеку отсюда. Двадцать акров хилого леса, английский парк с математически рассаженными эвкалиптами и королевскими пальмами, масса бугенвиллей, райских цветов, цезальпинии… Вьющиеся растения каждой зимой регулярно погибают при первом заморозке, которого на юге Калифорнии никто не ждет. Но папе здесь нравилось. Он всегда говорил, что чувствует себя тут карибским пиратом. В доме трое служителей, ежедневно приходит садовник. Рядом участок Прайама. — Фамилия Прайам произносилась с нарочитой небрежностью. — С папиным слабым сердцем надо было бы жить на равнине, а он любил горы, не хотел даже слышать о переезде.
— Ваша мать жива? — Явно нет. Лорел совсем не похожа на мамину дочку. Самостоятельная женщина, воспитанная мужчиной, способная на мужские поступки. Никакая не «мисс Вселенная» из Пасадены или еще откуда-нибудь. Она начинала нравиться Эллери. — Нет? — переспросил он, не получив ответа.
— Не знаю. — Видимо, больное место. — Если я когда-нибудь и знала свою мать, то забыла.
— Мачеха?
— Отец никогда женат не был. Меня растила нянька, которая умерла, когда мне было пятнадцать — четыре года назад. Я ее не любила. По-моему, пневмонию она подхватила единственно для того, чтоб я себя почувствовала виноватой. Я… приемная дочь. — Она опять оглянулась, ища пепельницу. Эллери ее подал; девушка, напряженно застыв, смяла в ней сигарету. — Хотя на самом деле настоящая. Знаете, между нами с отцом никогда не было притворных приятельских отношений, прикрывающих, с одной стороны, презрительное снисхождение, а с другой — неуверенность. Я любила и уважала его, он… называл меня единственной женщиной в своей жизни. Папа был человек старой школы. Заботился обо мне, всегда стул подавал и так далее. На него можно было положиться… — И все рухнуло, понял Эллери, ты цепляешься сильными пальчиками за обломки. — Это случилось, — продолжала Лорел Хилл прежним невыразительным тоном, — две недели назад, третьего июня. После завтрака пришел наш шофер, Симеон, доложил папе, что подал машину, а у парадных дверей лежит что-то «чудное». Мы все вместе вышли… на лестнице лежал дохлый пес с обычной посылочной карточкой на ошейнике. На ней черным карандашом было написано папино имя: «Леандру Хиллу».
— И адрес?
— Только имя и фамилия.
— Почерк не показался знакомым? Вы его не узнали?
— Собственно, я не смотрела. Заметила карандашную надпись, когда папа склонился к собаке. Он удивленно сказал: «Это мне адресовано» — потом открыл футлярчик.
— Какой футлярчик?
— Серебряный, маленький, со спичечный коробок, висевший на ошейнике. Папа его открыл, там лежал листок тонкой бумаги, сложенный в несколько раз, чтоб вместился. Он его вытащил, развернул, листок был сплошь исписан… от руки, на печатной машинке, не знаю — прочел, отвернувшись. А когда дочитал, лицо у него было цвета непропеченного теста, губы посинели. Я принялась спрашивать, кто прислал записку, в чем дело, он конвульсивно скомкал бумагу, издал сдавленный крик и упал. Такое и раньше бывало. Сердечный приступ.
Она смотрела на Голливуд в эркерное окно.
— Выпить хотите, Лорел?
— Нет, спасибо. Мы с Симеоном…
— Что это была за собака?
— По-моему, охотничья.
— На ошейнике был регистрационный жетон?
— Не припомню.
— А жетон о прививке от бешенства?
— Я ничего не видела, кроме карточки с именем папы.
— Что можете сказать об ошейнике?
— Стоит максимум семьдесят пять центов.
— Дешевый. — Эллери подтащил светлый стул в зеленую полоску, оседлал его. — Дальше, Лорел.
— Симеон и наш слуга Исиро отнесли его в спальню, я побежала за коньяком, миссис Монк, экономка, позвонила доктору, который через несколько минут приехал из дома, с Кастилиан-Драйв. Папа был тогда еще жив…
— Так, понятно. А что говорилось в бумаге из серебряного футлярчика с ошейника мертвого пса?
— Я не знаю.
— Да бросьте!
— Когда он потерял сознание, листок был зажат у него в кулаке. Я не стала разжимать руку — не до того было, а к приезду доктора Волюты забыла про записку. Вечером вспомнила и при первой возможности — на следующее-утро — спросила у папы. Как только упомянула, он побледнел, забормотал «ничего, ничего», я поскорее сменила тему. Потом поговорила в сторонке с пришедшим доктором. Тот сказал, что вытащил скомканную бумагу и, не читая, положил на тумбочку возле кровати. Я расспрашивала Симеона, Исиро, экономку — никто ее не видел. Может, папа, очнувшись, забрал, когда никого рядом не было.
— Вы ее потом искали?
— Искала, не нашла. Наверно, он ее уничтожил. Эллери не стал комментировать это предположение.
— Что ж, у нас остается собака, ошейник, футлярчик. Что с ними стало?
— Я слишком волновалась за папу, не думала о собаке. Помню, велела Исиро или Симеону убрать пса с глаз долой, то есть с лестницы, а на следующий день миссис Монк сообщила, что звонила в ветеринарный департамент или еще куда-то, оттуда приехали и забрали его.
— Ну и ладно, — вздохнул Эллери, постукивая ногтем по собственным зубам. — Хотя ошейник и футлярчик… Вы уверены, что ваш отец среагировал не собственно на мертвого пса? Он боялся собак?.. Или смерти?
