я тоже могла задуть свечку на торте в год. Это не показатель гениальности или какого — то особого таланта. А внешне так вообще оба больше на меня похожи. По крайней мере, пока что.
Свекровь постоянно расхваливает своего сына, а меня пытается задвинуть на второй план. И обычно я отношусь к этому с юмором. Глеб единственный ребенок в семье, и любовь матерей к их мальчикам давно и красочно проиллюстрирована в литературе и кинематографе. Да и трудно найти семью без одной такой истории. Но сейчас я не в состоянии шутить и легко ко всему относиться.
— А вот у нас что старший, что младшая не смогли задуть свечку на торте даже в два. Так что, Оль, у вас семья гениев, — говорит Маша, пытаясь разрядить атмосферу.
— А — хах, — выдавливаю из себя натужный смех. — Ладно, давайте пить чай и расходиться. Мне еще это все убирать и детей укладывать.
— Так, может, давай мы поможем. Чего ты одна будешь все здесь драить, — предлагает подруга, смотря на меня сочувствующе.
— Глебушка предлагал Оленьке нанять приходящую помощницу по хозяйству, она отказалась, — тут же вставляет свои пять копеек Анна Николаевна.
Да, предлагал. Я же, дура, семейный бюджет берегла и из себя героиню строила. Да и как предлагал, один раз спросил мимоходом и все. Формально изобразил из себя заботливого мужа, по факту оставшись равнодушным.
— А знаете, завтра вызову клининг, вы правы. Что же, чай, — хлопаю в ладоши и с преувеличенным энтузиазмом тороплюсь на кухню.
Не забывайте добавлять книгу в библиотеку, кто еще не успел этого сделать.
https:// /books/razvod-my-bolshe-ne-tvoi
Здесь можно подписаться на автора, чтобы быть в курсе всех новостей:
https:// /mila-geybatova-p112845
3
Гости ушли. На удивление, дети улеглись спать без истерик. Без дневного сна у меня теперь целый поздний вечер наедине с собой.
Медленно обвожу глазами сантиметр за сантиметром каждой комнаты в нашем с Глебом доме. Вот тут я уступила желанию мужа поставить панорамные окна, чтобы любоваться рассветами и закатами. В итоге получилось красиво, не спорю, мне нравится, но я любуюсь природой, как правило, в гордом одиночестве и вполне обошлась бы без этого.
Дальше у нас идет чисто мужской кабинет, как будто в нашем доме минимум триста квадратов, и разнополых детей не нужно будет расселять по мере их взросления.
А тут у нас должна была встать этажерка с комнатными цветами. Я до сих пор вижу в своей голове, как красиво и зелено было бы здесь, осуществи я желаемое.
Но Глеб убедил меня, что в общий минималистичный стиль дома целая куча растений не впишется. Да и куда мне за ними ухаживать, я ведь тоже работала до рождения двойняшек.
И точно так же, как и сейчас, большинство времени дома проводила без мужа. Как — нибудь нашла бы силы на растения, никуда бы не делась.
А цвет стен в нашем доме? Он же ненавистно — минималистично — серый!
Это я еще не вспоминаю всякие мелочи типа картины, которую я хотела повесить в спальне, но она, по мнению Глеба, хорошо смотрелась в дальнем углу коридора, зато его дурацкий постер я обязана лицезреть каждый день.
Хотя…
Стремительно захожу в нашу спальню и срываю постер над кровать. Глеб так и не потрудился приобрести для него рамку.
— Хватит с меня всего серого, хватит надоевшей минималистичности, — приговариваю, с остервенением отдирая уголки, — я больше не собираюсь с этим мириться. Ай! — неловко ударяюсь о спинку кровати. — Да что ж такое — то! — восклицаю в потолок и неожиданно для себя начинаю рыдать.
Причем рыдаю сильно, с надрывом, хорошо, дверь плотно закрыла, не должна разбудить детей, а то моим завыванием сейчас позавидовала бы сама банши, которая является ирландской предвестницей смерти, согласно преданиям.
Скатываюсь с кровати на пол, а мои завывания все не утихают. Я никогда не представляла, что во мне столько слез. Они всегда были в глубине, на самом дне моей сущности, а тут внезапно поднялись на поверхность и прорвали годами выстраиваемую плотину.
Мне так жалко себя. Я, наверное, даже не представляла себе до этого дня, сколько раз я уступала Глебу. И что в итоге?
Я рожаю ему детей, обслуживаю его дом, а он развлекается с какой — то белобрысой девкой и даже не потрудился приехать на день рождение сына и дочки. Хватаю с тумбочки нашу с Глебом фоторамку и швыряю ее в стену.
— Скотина, — цежу сквозь зубы.
Наконец — то поток слез прекратился, осталась только икота, лишний раз напоминающая, насколько я жалкая.
Видеоняня издает шорохи, испуганно хватаю ее, но на экране с трансляцией все нормально. Фух, к счастью, моя истерика не разбудила детей. Кладу видеоняню на прикроватную тумбочку и цепляюсь взглядом за телефон.
Я страшусь взять его в руки, очень страшусь. Словно, возьми я его, и все, пути назад не будет. Останется только одна дорога. А я до сих пор не уверена, что хочу по ней идти. Да, надо, да, обида и предательство обязывают, но я не хочу.
Неизвестно, сколько бы я так просидела, но тут мой телефон внезапно оживает. Кто — то звонит, и я снова страшусь.
Мое поведение глупое, нужно с ним завязывать. В конце концов, от этого разговора никуда не деться, я не собираюсь бить себя по голове в надежде вызвать амнезию. И никаких притянутых за уши оправданий поведению Глеба на фотографиях тоже не будет. И потому какого черта.
— Алло, — произношу решительно, нажимая на сигнал вызова.
4
— Оленька, деточка, я там у тебя, кажется, забыла свою кашемировую накидку, — в телефоне раздается совсем не тот голос, который я ожидала услышать.
Смотрю на экран, да, мне не показалось. На эмоциях сама себе что — то там в голове придумала и рада стараться.
— Обязательно посмотрю, Анна Николаевна, не волнуйтесь. Я ее никуда не дену, если найду, — отвечаю устало.
Мне вообще плевать на какую — то кофту, у меня жизнь рушится, а она об одежде.
— Спасибо, милая. Ну как ты там? Детки уснули? Глеб звонил?
Свекрови мало спросить по делу, ей еще и светский разговор нужно завести.
— Как обычно. Да. Нет, — отвечаю безэмоционально.
На языке так и вертятся едкие слова про ее любимого Глебушку в обнимку со светловолосой красавицей. Но я молчу. За столько лет брака привыкла молчать, и от этой привычки не так — то легко избавиться.
