схватив Веру за шиворот ночнушки, стала трясти:
— Ишь ты, че удумала. Думаешь, ты хитрая? Если кашу уронила, ее есть нельзя? Ничего! Я тебя сейчас накормлю! — Она взяла алюминиевую ложку и принялась собирать ей кашу с пола. — Открывай рот. И не ори! Я сказала, что накормлю тебя? Вот, получай.
Вера вырывалась и пыталась выплевывать кашу. Казалось, она была повсюду: во рту, в носу и ушах. В комнату влетели санитары. Они схватили Веру и, прижав ее к кровати, быстро всадили ей укол. Жар горячей волной прокатился по венам, обжигая изнутри. Веки потяжелели, а окружающий мир поплыл куда-то вниз. Последнее, что помнила Вера — хищный оскал черного леса за окном и отчаянные крики Макса за стеной.
Снова темный ватный тоннель. В кромешной мгле она услышала голос отца: «Не бойся, я с тобой!»
***
Вера с трудом открыла глаза. Яркий свет ослепил ее. Она снова недовольно зажмурилась. Вокруг стояла тишина, и только равномерный писк какого-то прибора нарушал безмолвие. После второй попытки осмотреться она заметила чей-то силуэт. Зрачки не сразу отозвались на команду хозяйки, но она сумела разглядеть его. Это была мать. Вера хотела крикнуть, но губы не слушались. Она собрала все имеющиеся у нее силы, и ее тело выпустило скрипучее «ма-а-а-а».
Женщина тут же кинулась к ней:
— Верочка, господи, ты очнулась. Врача! Скорее врача! — женщина схватила бледную ладонь дочери и, сжав ее горячими, мягкими руками, стала целовать тонкие пальцы. — Доченька, любимая, красавица моя. Ты два дня пролежала в коме, но я знала, что ты выкарабкаешься. Ты у меня такая сильная, — по щекам женщины текли слезы. — Смотри, что я тебе принесла, видишь? — женщина махнула рукой в сторону тумбочки. На ней лежал пакет мандаринов, ваза с пихтовыми ветками и упаковка батареек. — Это пихтовые ветки. Врачи не разрешали, но я настояла, ведь сегодня канун Нового года. Ты знаешь, мы с Колей в этом году поставили дома живую елку. Высокую и пушистую. Когда ты вернешься, мы ляжем под ней и будем смотреть «Один дома». Хочешь?
К кровати Веры подбежали люди в белых халатах и стали что-то проверять. Но девочка не выпускала мать из виду и хотела что-то сказать.
— К-к-конфеты, — прошептала она.
— Конфеты? — переспросила женщина.
Вера кивнула.
— Ну конечно, солнышко. Мы купим самых вкусных конфет. Какие пожелаешь! — женщина еще сильнее сжала запястье дочери:
Вера хотела улыбнуться, но вместо этого нахмурилась:
— Ма-а-аксим, — прошептала она.
— Максим? Милая, я не понимаю, о ком ты? Это твой школьный друг?
Вера покачала головой и повторила:
— Максим, где он?
Медсестра, стоявшая рядом, услышала ее и спросила:
— Не про нашего ли Макса ты интересуешься?
— Какого еще Макса? — удивилась мать.
— Он лежит в соседней палате. Ему не так повезло, как вашей дочке. Макс уже месяц в коме.
— Какой ужас. Доченька, милая, а откуда ты его знаешь?
Вера поджала губы и прошептала:
— Отведи меня к нему.
После долгих дебатов, врачи усадили Веру в кресло-каталку и отвезли в соседнюю палату. Там лежал Максим. Бледный кучерявый парнишка лет четырнадцати. Вера попросила оставить их наедине.
На часах было полдесятого. Вера положила на тумбочку еловую ветку и упаковку батареек Duracell. На коленках у нее остались два мандарина, она зубами сколупнула тонкую шкурку и струйка сока брызнула ей в глаз. Вера хихикнула и продолжила чистить фрукт. В этот момент сильный порыв ветра ударил в окно и открыл форточку настежь. Вера оглянулась. На улице пошел снег.
Она взяла Максима за руку и сказала:
— Макс, ты не будешь встречать Новый год один. Не бойся, я с тобой!
Сказав это, она отломила дольку мандарина и закинула ее в рот. Она сделала это без сожалений и страха. Ведь теперь она была не одинока, рядом с ней был друг, и она ничего не боялась.
