говорят почти на том же языке, да и молятся за небольшой разницей тем же богам. Взять хоть женскую одежду –чуть ли не треть горожанок носила штаны, так что на Мариссу никто не пялился.
Были тому причины –Рихей не просто разделял две части материка.
Он еще и становился непреодолимой преградой на пути приходивших нашествий. За летописное время Логрия пережила девять великих набегов кочевников. Но лишь два из них смогли перехлестнуть через эту преграду, поставленную самими богами. Первыми были фельты с их бронзовыми мечами и боевыми колесницами от которых до сего дня прошло примерно две с половиной тысячи лет. Вторыми –пайсенаки девять сотен лет назад. Но фельты двигались и сушей и морем, а в годы, когда Таббу- каган провел своих всадников через горы, солнце светило так жарко, что растаяли многие ледники, ныне напрочь загородившие пути.
Так что хочешь не хочешь, но были они уже можно сказать в другом мире, и это следовало учитывать.
После похода на рынок, они вернулись в «Кувшин», и отправились отдыхать.
Вернее –отправились он вдвоем с Чикко.
Госпожа младший посол храма решила прогуляться по городу в одиночестве. Надев только что купленное облачение, и повязавшись платком, каким горцы завязали ей глаза.
Это был последний подарок цвергов. Ей –единственной из троих повязали не простую полотняную тряпку, а изделие из шерсти синих каменных козлов: самую дорогую материю в Логрии.
Ибо животные эти обитали лишь на высокогорных лугах и вблизи ледников, не жили в неволе и не приручались, и к тому же были дьявольски осторожными, чтобы подпустить охотника на выстрел из лука. Лишь по весне, когда линяли, они терлись об острые ребра скал, оставляя на них немного шерсти. Вот из нее-то, собранной по щепотке, и ткали великолепное тонкое сукно –чудесного, серо-синего невыцветающего окраса, теплое, мягкое и почти вечное…
Платок этот стоил дороже всего, что было на Мариссе, исключая разве что, может быть ее скимитар.
Торнан недовольно проводил ее взглядом и пошел спать.
Вообще-то он предполагал обсудить с ней дальнейший маршрут, но раз та настаивала…
Торнан проснулся, и по тускло-рыжим лучам солнца и длинным теням понял, что день клониться к вечеру.
Мариссы не было. Однако Торнан решил, что за нее беспокоиться не стоит –на дворе еще день, да и не девочка. Но все же –нехорошо уходить, не предупредив, куда собираешься!
***
…Впервые за несколько месяцев Марисса надолго осталась одна. И почти свободной.
Не надо было ни от кого бегать, ни надо было ничего искать, спасть на земле, седло не стирало мало не до крови кожу. Пусть это не надолго, всего на считанные дни, а то и часы, но пусть и так. Эти часы принадлежат ей одной. Даже богиня, которой она служит, может немного подождать –она все же бессмертная, в отличие от Мариссы.
Она может спокойно сидеть в этом чистом и опрятном кабачке, пить самое дорогое и легкое вино, из имеющихся тут, и расслабившись, ни о чем не думать.
Правда, ни о чем не думать не получалось. Думала она о Торнане.
Странно он к ней относится… Неужели он ее совсем не хочет? Такого не может быть – все мужчины думают о том, как затащить женщину в постель. В конце концов -такими их создала Великая Мать!
Почему же он не пытается к ней подкатиться, как это обычно бывало в походах, в которые она ходила в компании с мужчинами. И не всех, надо сказать, она отшивала, во всяком случае, сразу… Нет, его бы она точно отшила – он ясное дело мужчина видный, да не совсем то, что ей нравиться.
Но пусть бы пристал, чтоб хоть объясниться раз и навсегда! Лучше бы он пристал -чем сальные взгляды шамана!
Да уж - фомор есть фомор! Конечно он ей спас жизнь тогда, но все равно мысль о близости с ним заставляла ее невольно вздрагивать, как будто он был большой холодной лягушкой…
Брр, не зря говорят, что фоморы созданы богами именно из лягушек. Нет, с ним –разве что под угрозой смерти! Это как в дальних восточных землях, в стране Кам-Хе, жрицы всяких тамошних богов совокупляются с большими змеями и ящерами. И даже с гигантскими белыми тритонами –священными тварями этих самых богов. Тьфу!
Нет, конечно он не самый страшный из виденных ею мужиков, и характер у него хотя вредный, но не противный. Но вот при мысли о том, чтобы оказаться в одной постели с ним, мороз по коже продирает.
Так противно ей в жизни было лишь раз.
Тогда она проснулась после дикой попойки, и обнаружила себя в роскошной постели, рядом с Деврой – толстой, не первой молодости купчихой, с которой храм вел какие-то дела, и за счет которой они –компания стражниц, пировали прошлым вечером. Обе они были в чем мать родила, и их одежда была разбросана по комнате, словно ее раскидывали специально.
Признаться, в себя Марисса пришла лишь обнаружив, что стоит над беспомощно похрапывающей толстухой с занесенным кинжалом… Конечно, как ни старалась, она не вспомнила –было ли что-нибудь такое, да и не было скорее всего, ибо напилась Девра раньше и сильнее их. Но стоило
