Только сейчас я заметил то, на что должен был обратить внимание с самого начала: вокруг всей поляны кто-то развесил тонкие веревки, на которых гроздьями висели офуда — бумажные амулеты местных заклинателей.
— Слово подавления: Банкин! — Пафосно выкрикнул толстяк. Из его клюки вырвалось что-то сырое, полуоформленное. Неизвестная магия тихим шелестом пронеслась над мокрой травой, сорвала венчик очередного сорняка, тараном ударила в грудь аякаси. Женщину вбило в ствол дерева, послышался треск коры и хруст костей.
Йокай вздрогнул всем телом, конвульсивно дернулся вперед, а ее руки вдруг удлинились почти вдвое, хлестнули по подошедшему слишком близко магу. Тот слишком расслабился, уверился в собственной победе.
Кривые, обломанные ногти твари с нечеловеческой скоростью разрезали воздух, оставили несколько кровоточащих царапин на лице, разорвали рукав аляповатой рубашки, вспороли карман джинс. Движения аякаси оказались настолько быстрыми, что смазались для зрения. Глаз мог лишь выхватить отдельные моменты, но не всю атаку целиком.
— Ах ты скотина! — Возмутился заклинатель. Он сноровисто отпрыгнул в сторону, а затем коротким экономным движением ударил посохом по одной из рук. Сустав твари скрипнул, поменял положение, но старческая клюка словно змея извернулась в руке мага и все-таки задела врага. Слишком слабо. Навершие посоха лишь легонько чиркнуло по сухому запястью. Вот только на месте удара тут же появилось широкое багровое пятно, оно стало расползаться во все стороны, словно кислота проедая чуждую плоть.
Женщина коротко вскрикнула, отдернула руки инстинктивным движением. Будто домохозяйка неловко взялась за слишком горячую кастрюлю.
— Слово связывания: Сай! — Выкрикнул практик, пока его противница горбилась у границ офуда и баюкала пораженную конечность.
Из посоха моментально вылетела полупрозрачная лента, похожая на газовый шарфик из дорогой ткани. Заклинание обвилось вокруг изломанной фигуры йокая, привязало руки к торсу. Женщина тут же рухнула плашмя, задергалась в духовных путах, но разорвать их было не в ее силах.
— Какой сильный аякаси! — Цокнул языком маг, — Как бы не триа, — Крутанул посох, очередным порывом ветра вбил своего противника в землю, потом медленно пошел вперед. Теперь его поступь не выдавала ни грана самоуверенности — лишь сосредоточенность и осторожность.
— По-ща-а-ди-и-и! — Голос связанной сущности оказался хриплым, слегка скрежещущим. Неприятный, нечеловеческий голос. Понятно, почему она предпочитала молчать.
— Я — щит для простых людей, я — воин своего клана. У меня есть долг, чудовище! — Надменно изрек толстяк. Правда, впечатление от слов портило его злобное пыхтение и раздраженно сверкающие глаза, — А тебе пришло время исчезнуть!
Я же лишь отметил про себя его раны, что начали медленно затягиваться, попутно исторгая из себя подобие серой дымки. Видимо, тоже влияние развешанных вокруг поляны офуда.
Маг, между тем, подошел к спеленутому йокаю и остановился у самой головы. Упер посох основанием в землю, презрительно посмотрел на издерганное тело сверху вниз, — Такие как ты не заслуживают жизни. Сейчас я лично отправлю тебя в небытие.
— Кодзуки-сама… — Я едва успел придержать Цуру за талию, не дал ей закончить глупый, абсолютно безнадежный порыв. Она дрогнула разок, но быстро обмякла и затравленно посмотрела мне в лицо. Зрачок моего вассала заполошно дергался, лицо было бледнее мела, а острые белоснежные зубы кусали нижнюю губу.
Она быстро отвернулась в сторону, уперла свой взгляд в землю, но тут же снова подняла голову и принялась неотрывно следить за плененным аякаси. Видимо, птица-оборотень слишком хорошо представила себя на месте изгоняемого существа.
Я хотел закрыть Цуру глаза, не показывать жестокость своего нового мира. Хотел увести отсюда. Хотел, но не мог. Поспешный уход вызовет вопросы, ведь маг уже нас видел. К тому же я был уверен, что маскировка птицы-оборотня достаточно хороша, чтобы не быть обнаруженной.
Так что сейчас появился хороший шанс проверить ее относительно безопасно на молодом практике. Чтобы в следующий раз, оставшись один на один с очередным волшебником, она смогла взять себя в руки и не выдать истинной сущности неосторожным словом или жестом.
— Я не убива-а-а-ю лю-у-у-дей. Я просто живу… — Захрипела женщина. Она извернулась и все же сумела поднять голову, заглянуть в лицо своего убийцы. Но не нашла там ничего, кроме брезгливости, азарта боя да равнодушия к своей судьбе.
— Слово изгнания: Мец! — Маг воткнул посох в землю, раскинул руки, а затем сложил их в молитвенном жесте. Все офуда на поляне затрепетали под порывами духовного ветра, сорвались со своих мест, закружились в зловещем танце вокруг двух фигур. А затем воронкой устремились к телу аякаси.
Зрелище оказалось по-своему красивым. Круговорот белой, рисовой бумаги с чернильными иероглифами на ней напоминал острие копья. Он впился в спину плененного йокая, засверкал отраженным светом солнца, потом полыхнул огнем. Раздался последний крик и женская фигура на земле лопнула, будто надувной шарик. Клочки одежды и хлопья сажи взметнулись в воздух, чтобы потом медленно осесть вниз — скрыться среди зеленой травы, потеряться в каплях росы, уйти в жирную, слегка влажную землю.
— Уф, это оказалось сложнее, чем я думал! — Толстяк задумчиво похмыкал, попинал дерево, о которое опиралась та сущность, а затем обернулся к нам.
— Вы новички, да? — Покровительственно спросил он.
Я коротко кивнул, Цуру и вовсе не отреагировала. Она прятала лицо у меня на груди и дрожала как осиновый лист.
— Я так и подумал, — Маг взялся двумя руками за посох, потащил его обратно, однако тот и не думал вытаскиваться. Толстяк раздраженно запыхтел, уперся ногами в землю, дернул разок-другой, а затем все же вытащил его, едва не упав при этом.
Очень хотелось зло подшутить над ним. Спросить, зачем он забрал у деда единственную клюку, или сочувственно указать на то, что в подобном теле тяжело бегать за йокаями, но я удержал свое кунг-фу за зубами. Сейчас не время и не место. Не при Цуру. Такой испуганной, такой хрупкой. Такой уязвимой.
— Прошу прощения, что не вмешался в бой, — Я слегка поклонился тяжело дышащему парню, затем выпрямился и добавил:
— Вы так уверенно проводили обряд изгнания, я решил, что моя помощь скорее навредит. В любом случае, поздравляю с удачной охотой.
— Охота не самое лучшее слово… — Поморщился мой визави. Он убрал свой посох тем же манером, что и я — гримуар. Один небрежный жест, после которого оружие исчезает в подпространстве. Затем толстяк собрал офуда, что неопрятной пачкой лежали на месте изгнанного аякаси, перетянул простецкой резинкой для банкнот, положил их в карман.
—…Но ты прав, что не стал вмешиваться. Я выслеживал эту тварь почти трое суток, второй день на ногах. А часть офуда пришлось покупать у Даичи, чтоб его каппа в озере утопил! — Толстяк погрозил кулаком неизвестному мне магу, потом вздохнул, вытащил из кармана джинс пачку салфеток, принялся вытирать руки, лицо и одежду.
