Барс даже не заметил, как она ударила.
Один миг — и из глаза конника уже торчит древко с оперением: Дракон умер сразу, длинная стрела пробила через глазницу ему голову до самого затылка.
Барс выронил свой шлем.
Дракон умер, но остался неподвижно сидеть в седле. У них были особые седла, приспособленные для таранных копейных ударов. И, наверное, Драконы не сразу поняли, что один из них убит. Они видели, не могли не видеть полета стрелы, но что для их брони одна стрела, если легиону случалось прорываться сквозь град арбалетных болтов и выдерживать обстрел из баллист и катапульт.
Сзади кто-то заорал, надсаживаясь. Кажется, это был Дрозд, но что именно он кричал, Барс не понял. Не разобрал из-за грохота крови в ушах.
Это смерть, понял Барс. Смерть всех, кто стоит у него за спиной, всех, кого старики прислали к реке на убой. Смерть Последней Долины.
Копье в мертвой руке Дракона качнулось и стало медленно заваливаться набок.
Барс рванул повод, разворачивая своего коня, безжалостно ударил его шпорами и поскакал на вершину холма.
Дрозд выволок кого-то из строя лучников, толкнул его, повалил на колени и широким взмахом меча снес голову — кровь выплеснулась на траву, обезглавленное тело рухнуло вперед, дергая руками и суча ногами.
Бессмысленно. Теперь все это бессмысленно.
Легион не прощает. У них на знамени это вышито как девиз — легион не прощает.
А тут — подлость, которую не оставил бы без наказания даже отряд наемников. Ни одна разбойничья шайка никогда не опустилась бы до такой подлости, как убийство во время переговоров.
— Рогач! — взревел Барс, понимая, что все, что исправить больше ничего нельзя, что теперь можно только умереть прямо здесь, не побежав и не потащив за собой мстителей в Последнюю Долину. — Двойной сигнал!
Взревел рог — раз и еще раз.
Защелкали тетивы по кожаным наручам, стрелы с шорохом взлетели, и через мгновение будто град обрушился на Драконов. Частый стук металла по металлу сливался в сплошной грохот, словно обезумевший кузнец, десяток кузнецов, сотня — торопливо били по наковальням. Били-били-били…
Строй Драконов был неподвижен. Только двое из них, не обращая внимания на удары стрел, медленно подъехали к убитому, один из них взял коня под уздцы, а второй подхватил выпавшее на землю копье. Так же, не торопясь, Драконы вернулись в строй.
— Прекратить стрельбу! — крикнул Барс.
Прекратить-прекратить… — подхватили сотники и десятники. Грохот стих.
Наступила тишина.
Только фыркали кони малой дружины.
— Дрозд!
— Я.
— Что ж ты так?..
— А бес его знает, как он умудрился… Пацан совсем, из Трушинских, его отец еще с нами на дальнее стойбище ходил. Помнишь?
— Помню.
— Я на скрип лука обернулся, а он, даже почти не целясь, навскидку… так быстро…
— Ладно, чего там… Значит, смотри… Сейчас нас будут убивать. Ты это понимаешь? Не побеждать, а убивать. Пленных не будет, понимаешь?
— Понимаю, чего тут…
— Значит, дружину, когда все начнется, потащишь на левый край, и чтобы ни одна душа даже не вздумала в Долину бежать… Держать и не пускать. Иначе я мертвый тебя найду и порву, ты меня знаешь, я свое слово…
— Да знаю я, знаю… — отмахнулся Дрозд. — Только вот я еще думаю, когда совсем уже все будет, я, пожалуй, ударю с теми, кто уцелеет, во-он туда, к дальнему лесу, в сторону от Долины. Может, кто в суматохе и спасется?
— Например, ты? — спросил Барс.
— А хоть бы и я?! — с вызовом ответил Дрозд. — Не ты же?
Со стороны реки послышался звук трубы — не глубокий чистый звук меди Драконов, а хриплый, словно надтреснутый.
— Я так думаю — загонщики пожаловали, — вздохнул Дрозд и протянул руку предводителю. — Ты бы хоть шлем какой-никакой надел…
— И так сойдет. — Барс пожал руку Дрозду. — Если вернешься в Долину, там постарайся что-то придумать вместо меня… Тяжко будет мужикам…
— Постараюсь. А тебе нужно было князем становиться, точно тебе говорю. Сейчас бы всего этого — не было бы…
— Ты так думаешь?
— А какая разница, что я думаю… Тут до полудня бы дожить…
До полудня Дрозд не дожил.
Вначале из-за строя Драконов в обе стороны широкой дугой хлынули стремительные степные конники, охватывая строй ополчения.
Дважды, не дожидаясь команды Барса, взревел рог дружины, и стрелы ударили по степнякам. У тех не было доспехов Дракона — обычно они полагались на свою скорость, — но в Последней Долине с малолетства приучали стрелять именно по быстрой мишени. Кентавры были куда как быстрее любого человеческого конника.
Стрелы выбивали всадников из седел, поражали лошадей в головы, заставляя падать, переворачиваться через голову. Те из степняков, кому удавалось подняться невредимым, оказывались под копытами несущихся следом и снова падали, оглушенные и изломанные…
Крик, пронзительный визг бьющихся в агонии лошадей, хруст костей, предсмертные выкрики и вопли ярости…
Но ни одна стрела не полетела в ответ до тех пор, пока кольцо вокруг холма и ополчения не было замкнуто.
— Щиты! — крикнул Барс, услышав сигнал трубы степняков.
Но щиты были не у всех.
Легкие тростниковые стрелы падали на строй ополчения, прореживая его, как град выбивает целые полосы во ржи.
Поселяне закричали от бессильной ярости, но не побежали — каждому из них случалось попадать под стрелы, и не раз, когда кентавры или кочевые вламывались в Последнюю Долину. Но никогда им не случалось попасть под такой частый дождь из стрел. Щиты, поднятые над головами, через несколько мгновений превратились в ежей, тела убитых и умирающих ополченцев были утыканы стрелами.
Барс спрыгнул с коня, хлопнул его ладонью по крупу, отгоняя, и побежал к дружине, прикрываясь щитом.
Несколько стрел пришпилили край его плаща к сухой земле, Барс рванулся, расстегнул фибулу и сбросил плащ. Он не заметил, как строй Драконов медленно сдвинулся с места и пошел вперед, растягиваясь в стороны.
Он почувствовал, как содрогается земля, оглянулся и увидел, что солнце отражается в склоненных к земле зазубренных наконечниках копий. Всего в нескольких саженях от первой линии ополчения. Вернее, того, что осталось от первой линии.
Драконы не атаковали на полном ходу, они не хотели просто смять и опрокинуть противника, они собирались убить каждого.
Строй дрогнул и рассыпался.
Селяне побежали, роняя оружие, бросились они в сторону Долины, к дому, но с той стороны были дружинники. Они гнали бегущих прочь, кричали, чтобы те бежали к лесу, к дальнему лесу, а ополченцы не понимали — зачем? Почему они не могут спастись в родных, знакомых местах?
