и раздалось клацанье встретившихся ногтей.
Девы молча кивнули. Ни сострадания, ни предвкушения погони, ни даже равнодушия — ничего не отразилось на их гладких лбах и в их ровных улыбках.
— Пожалуй, настало время для персиков бессмертия, — заметил владыка и протянул руку к ярко-желтому плоду. Раздалось громкое чавканье, и Хэм проснулся, как привык он просыпаться каждый день в полшестого утра.
Пусть расцветает множество цветов
Мадам Петухова со вздохом вылезла под дождь. В одной руке она держала сумку, в другой зонт, и как-то еще надо было взять с заднего сидения свежекупленный горшок с роскошным хлорофитумом.
Моя героиня (пора-пора уже мадам Петуховой выйти на первый план и стать уже не каким-то там второстепенным персонажем, а настоящей героиней) любила зеленые растения и исключительно их выращивала дома. Была там и драцена, и фикус Бенджамина, и бамбуковая пальма, и кипарисовик, и диффенбахия, и конечно же, вездесущее алоэ. Все это богатство переселилось вместе с ней на квартиру мужа и неизменно пополнялось новыми горшками и кашпо.
Не было только среди этой зелени ни одного цветущего растения, ибо, обладая тонким вкусом и будучи несколько снобкой, мадам Петухова считала розы, азалии, бегонии и — особенно! — герани принадлежностью пошлого декора, который нравится только недалеким людям. Сразу скажем, что она была не права. Ведь цветы своей яркостью, свежестью и ароматом призваны напоминать нам о весне и обновлении природы и будить в наших сердцах надежду на свет и счастье.
В общем, мадам Петухова, вполне приятная женщина, несмотря на свои заблуждения, кое-как дотащила хлорофитум и сумку (тоже, между прочим, не пустую) до квартиры и только принялась доставать ключ из глубокого внутреннего кармана своей куртки, как дверь распахнулась и явила донельзя удивленную физиономию бывшего подводника.
— Мать! — сказал он с непередаваемым выражением, — там все цветет.
— Что цветет? — вручив ему хлорофитум, вопросила мадам Петухова. Но тут же замолчала, потому что ответ сам бросился ей в глаза. На тонком, совершенно неприспособленном для этого стебле хлорофитума стремительно набухал розовеющий, краснеющий, пунцовеющий на глазах бутон. Набухнув, наглый бутон немедленно раскрылся, явив миру роскошный благоухающий… пион?
— Пион, — подтвердил бывший подводник. — Везде пионы. И на драцене, и на бамбуковой пальме, и на кипарисовике, и на фикусе, и даже на этой, как ее, диффенбахии. Ты во что опять впуталась, мать?
Цветы и бабочки
Мадам Петухова решительно не понимала, во что она впуталась. Даже более того, склонная она была подозревать, что ее бравый муж, которого, если вы не забыли, звали звучно Станиславом Викторовичем, сам впутался в Карелии в какую-то таинственную историю. Смутно представлялись необузданному воображению моей героини тонкорукие длинноногие шишиги с огромными бездонными глазами, в прекрасных зеленоватых волосах которых самое место было такому яркому цветку, как пион. Подозрительно поглядывая на бывшего подводника, она обошла квартиру и для порядка подсчитала цветы. Всего на совершенно неприспособленных для этого растениях раскрылось 97 бутонов: два снежно-белых, девятнадцать персиковых, двадцать три розовых и пятьдесят три разной степени насыщенности красного.
— Я не знаю, что произошло, — сказала спокойно мадам Петухова, — но ясно одно. Никогда до сих пор я не видела пионов персикового цвета.
— И что же мы будем делать, мать? — спросил встревоженный Станислав Викторович.
— Подождем.
Но долго ждать не пришлось. Так случилось, что на следующий день выпало воскресенье. И, как обычно по воскресеньям, о чем мадам Петухова совершенно забыла, к ней в гости нагрянул сын, невестка, несколько смущенный (потому что подростки всегда чем-то смущены) Василий и Нютка. И хотя бабушка вовсе не собиралась тревожить их рассказом об удивительных событиях, случившихся накануне, но шила в мешке не утаишь. И самое обидное, что она объяснить ничего толком не могла. Вот зацвели совершенно неприспособленные для цветения растения, и все тут.
Мама Василия, как обычно, высказалась первая и, как все мамы, произнесла с умным видом совершенно очевидную вещь:
— Но ведь пионы, кажется, весенние цветы. А сейчас сентябрь! И тут же добавила строгим голосом: Анюта, зачем ты засунула нос в цветок! Сейчас же отойди и не нюхай! Кто их знает, вдруг они ядовитые!
Папа Василия поспешил подхватить дочку и унести подальше от опасных пионов. И тут случилось странное: цветок оторвался от стебля и остался на лице девочки. Более того, все остальные цветы в квартире с нежным шелестением слетели со своих мест и устремились к малышке.
— Это же бабочки! — неожиданно высоким голосом воскликнул Василий, — просто огроменные!
И, действительно, цветы превратились в разноцветных бабочек, каждая из которых размером превышала кулак взрослого хорошо откормленного мужчины, и все эти бабочки собрались коконом вокруг ошалевшего папы, прижимавшего к себе улыбающуюся Нютку.
Бабочки и осы
Конечно же, мама тут же бросилась сгонять фантастических и оттого опасных вдвое бабочек с Нюткиного тела, ручек, ножек, и, прежде всего, с лица. Ошалевший папа тоже внес свою лепту, высоко подняв малышку и принявшись ее трясти, словно то была не девочка, а половик, который надо было выбить. Бабочки на минуту разлетелись, но тут же сомкнулись еще более плотным покрывалом.
Мадам Петухова поняла, что надо решать проблему самостоятельно: молодое поколение тут не помощники. Она с самым серьезным видом взяла в руки разбрызгиватель для цветов и принялась пшикать на прекрасных летуний. «Сейчас! Сейчас, — думала она, — их крылья намокнут, и они обваляться, как желтая осенняя листва» Но бабочки были не лыком шиты.
Едва вода коснулась их разноцветных крыльев, они обернулись в куда более неприятных созданий. И вот уже сотни две ос — крупных, агрессивных и неумолимых, устремились на бесстрашную бабушку, которая продолжала опрыскивать их специально отстоянной в течение двух дней, а до того предварительно отфильтрованной чистейшей водой (мадам Петухова чрезвычайно заботилась о своих растениях, который ответили ей такой черной неблагодарностью).
И возможно, тут бы и погибла моя героиня, зажаленная насмерть, но вмешалась Нютка. Отец как раз прекратил беспорядочно трясти ее, и девочка сделала вот что: сняла рюкзачок, все это время болтавшийся у нее на одном плече, прехорошенький рюкзачок, покрытый малиновыми и серебряными пайетками, открыла его и громко сказала:
— Пчелки, летите домой!
И осы, которые вовсе не были пчелами, повиновались. Они собрались в густой рой и черно-желтой лентой занырнули вглубь рюкзачка. Нютка закрыла молнию и поднесла рюкзачок к уху.
— Гудит! — восторженно сказала она.
— Выбрось немедленно эту гадость! — хором прокричали взволнованные родители. А Василий ничего не прокричал. По правде сказать, все это время он стоял
