Остатки рубашки, изорванной на портянки, тоже пошли в дело. Ими я обработала раны тем самым спиртным, что бултыхалось во фляге, и, сделав пару глотков, чтобы взбодриться (желудок ответил болью, ведь салат я так и не попробовала), посчитала себя готовой продолжить путь.
Уже уходя, вспомнила о луже с бензином.
– Ничего не должно пропасть просто так, – спиртное уже вовсю действовало, иначе я не решилась бы присесть у того места, куда вот-вот рухнет машина. Чтобы не пропадать добру, вылила остатки спиртного в себя, а фляжку заполнила иной горючей жидкостью. Шикнула, когда раны на пальцах ответили болью.
Завинтив крышку и уложив флягу в карман ветровки, повертела головой, чтобы понять, где нахожусь. Оставив за спиной холм с похороненным в нем внедорожником, я направилась по невидимому следу драконов, то есть прямо.
Уже отойдя на приличное расстояние, я услышала треск, напоминающий выстрел, а потом грохот: седан все-таки сорвался. Через некоторое время полыхнуло, и в небо потянулся черный дым. Пришлось прибавить шагу и беспрестанно оглядываться. Мне бы не хотелось сгореть неизвестно где. И больше всего беспокоило, что никто, кроме меня, не знает, что драконы похитили Федю. Я – единственная его надежда на спасение.
Слезы все-таки пробились. Наверное, им помогло то спиртное, что я пожалела вылить на землю.
Выбравшись кое-как из леса и едва не задохнувшись от едкого дыма, который полз по пятам, я оказалась у реки. Порадовавшись, что огонь, если уж и доберется сюда, меня не поджарит, перешла ее, неглубокую, но широкую, вброд. Вдоволь напившись (плевать на корову или кого еще там, кто тыкался мордой вверх по течению) и набрав воду в пустую бутылку, упала от усталости здесь же, на берегу, из последних сил подтянув под голову свою импровизированную сумку.
Глава 2. Знакомство с аборигенами
– Дай руку.
Федя завязал мне глаза галстуком, прежде чем ввести в дом, который купил для нас. Уютное гнездышко для семьи, о которой я, будучи сиротой, всегда мечтала.
Я осторожно выбралась из машины. Скрипнули решетчатые ворота – их успела разглядеть, в отличие от дома, скрывающегося за кустами вьющихся роз.
Федя вел меня осторожно, предупреждал о каждой ступени. Их я насчитала двадцать – многовато для небольшого домика. Возня ключей в замке, щелчок включаемого света и медленное скольжение шелка галстука по лицу.
Сначала я увидела люстру. Вовсе не из модерновых, с причудливо изогнутыми рожками – позолоченную, хрустальную. В каждом кристаллике преломляются лучи и дарят мягкий свет. Просторный холл, оформленный под старый стиль, где колонны перемежаются с античными статуями. Мраморный пол, уложенный мозаично и лестница – широкая, деревянная, ведущая на второй этаж.
Я совсем иначе представляла наш общий дом, поэтому изобразила радость.
Что в красоте смыслю я, простая девчонка?
***
Когда-то волею случая я оказалась в престижной школе, где на двадцать учителей и прислуги было всего три ученицы. Всего три. И мы не понимали, почему такая честь оказана именно нам.
– Для чего мы здесь? Кто и почему нас отобрал? – ни одна из нас не обладала сколько-нибудь выдающимися результатами, чтобы получить лучших учителей и комфортное существование. Единственное, что нас всех объединяло – мы были сиротами.
Учителя на вопросы отвечали уклончиво, директриса, появившаяся лишь через неделю после нашего переезда в старинный особняк, вообще отрезала, сказав, что нам, шпане, впору радоваться, а не забивать голову глупостями. Кто-то решил так за нас, и придет время, когда мы все узнаем. В случае неповиновения или нежелания учиться нас просто вышвырнут и заменят другими счастливчиками.
Нам обещали долгих пять лет, но из школы каждой из нас пришлось уйти раньше, хотя правил мы не нарушали.
Первой, где-то через два с половиной года, исчезла Елена Корз – худощавая брюнетка с вредным характером. Ученица не вышла к завтраку, а беглый осмотр комнаты показал, что она даже не ложилась спать. Все ее вещи оказались на месте, что тут же вызвало волну разговоров и пересудов. Я ожидала, что в доме появится полиция, но директриса всех успокоила: нашлись родственники, которые только-только узнали о постигшем Лену несчастье и забрали ее.
Ага. Как раз накануне восемнадцатилетия, когда наследница Корз могла оспорить ушедшее в чужие руки наследство.
Мы с Пухом, в отличие от школьной поварихи и приходящего стричь газоны садовника, не удивились. Лена всегда говорила, что она дочь богатых родителей. Это вполне объясняло, почему она не захотела забирать свои вещи. Зачем ей казенная одежда и помада, которую мы с Пухом купили ей на день рождения? Ее ждет новая жизнь, когда всего будет в достатке. Вот только о родственниках она никогда не упоминала.
Елену Корз мы между собой называли Белая кость или просто Косточка. А все из-за того, что, когда мы, будучи пятнадцатилетними подростками, попали в таинственную школу, она держалась от нас в стороне и чуть что напоминала: «Я белая кость по сравнению с вами, нищебродами».
Мы с Пухом понимали. Белая кость сделалась сиротой в результате несчастного случая с родителями. Партнер отца по бизнесу подсуетился и, оформив опекунство, легко согласился, чтобы Ленку забрали в элитную школу, ставшую в итоге для нее тюрьмой. Своенравная, гордая, любящая задирать нос, она откровенно страдала в заточении, тогда как нам – мне и моей лучшей подруге Насте Обуховой, казалось, что мы попали в рай. Не хватало только купать нас в шоколаде, чтобы мы почувствовали себя наверху блаженства. Косточка общалась с нами лишь потому, что больше не было с кем.
***
– Тебе нравится? – голос Федора выдернул из воспоминаний. Он, пытаясь развязать узел на галстуке, дернул за волосы раз, второй, третий, что заставило меня зашипеть.
– Ай, больно! – я схватила его за запястье и крепко сжала, чтобы он перестал снимать с меня скальп. В лицо дыхнуло чесноком. И это заставило меня открыть глаза. Чтобы от Феди, всегда пахнущего дорогим парфюмом, разило так по-плебейски?
Разочарование скрутило желудок судорогой. Никакого сказочного дома с колоннами.
Над головой лишь звездное небо, и потуги человека, которого я цепко удерживаю за руку, вырваться.
– Кто ты? – прошипела я, извернувшись всем телом, чтобы не оставаться в невыгодной для драки позиции. По толщине запястья уже поняла, что передо мной или совсем уж субтильный мужчина, или девушка.
Незнакомец оказался мальчишкой. Он выразительно шмыгнул носом.
– Тетка, есть что поесть?
– Какая я тебе тетка? – я разжала пальцы, и малец, кривясь в лице, потер запястье. Знаю, знаю, дорогой. У меня крепкая хватка. Сим Симыч говорил, что мне бы на соревнованиях по армрестлингу выступать. Я только кивала и лыбилась в весь рот. Супер-цепкость у меня развилась еще в детстве. Жизнь в коммуналке на десять семей научила. Проще было отрубить мне руку, чем отнять то, что я считала своим. – Печенье будешь? Правда оно все раскрошилось, но так и быть, поделюсь.
