"ЗАГАДОЧНАЯ КРАЖА В МУЗЕЕ ИСТОРИИ ЛОНДОНА
Из «камеры смертников» пропало оружие
Кто такой «отвернувшийся худой мужчина»?
Вчера из Музея истории Лондона была похищена реликвия из числа тех, что порой привлекают охотников за сувенирами, но в данном случае кража произошла при необычных обстоятельствах, которые весьма озадачивают и наводят на размышления.
В запасниках этого известного музея хранятся многочисленные экспонаты, связанные с жестокой, кровавой историей старого Лондона. В большом зале, посвященном, главным образом, тюрьмам, представлен в натуральную величину макет камеры смертников в бывшей Ныогейтской тюрьме с оригинальными решетками и засовами. На голой стене висел примитивный стальной кинжал длиной около восьми дюймов с грубо обработанной костяной рукояткой, на которой вырезаны инициалы «Л.П.». Вчера днем между тремя и четырьмя часами он исчез. Вор остался неизвестным.
Ваш корреспондент побывал на месте преступления и, надо признаться, был потрясен подлинным обликом камеры смертников. Полный мрак при слабом освещении и низком потолке, настоящая решетчатая дверь из Ньюгейта на ржавых болтах, уцелевшая после сноса тюрьмы в 1902 году, наручники, кандалы, огромные заржавевшие замки с ключами, клетки, орудия пыток… На одной стене висят обвинительные заключения, смертные приговоры многовековой давности в аккуратных рамках с черной каймой, написанные жирным, расплывчатым почерком, вместе с грубыми ксилографическими изображениями казней и благочестивой надписью «Боже, храни короля».
Не стоит показывать угловую камеру смертников детям. Не станем упоминать о «тюремном запахе», как бы навсегда пропитавшем камеру, об ужасе и отчаянии, источаемом зловонной дырой. Впрочем, хотим поздравить художника, изобразившего искаженные лица людей в жалких лохмотьях, которые, кажется, поднимаются с коек на глазах у заглянувшего в камеру посетителя.
Послушаем бывшего сержанта Паркера, прослужившего в охране музея одиннадцать лет. Вот что он говорит: «Вчера, в выходной, в музей набились ребятишки и подняли жуткий шум в соседнем зале. Днем, часа в три, я сидел у окна, рядом с макетом камеры, и просматривал газету. День выдался туманный, пасмурный, видно было плохо. Я думал, в зале никого больше нет».
Вскоре у сержанта Паркера возникло, по его словам, «странное ощущение». Он огляделся по сторонам, хотя был уверен, что находится в зале один. И что же?
«В дверцу камеры, стоя ко мне спиной, заглядывал джентльмен. Описать я его не могу, скажу только, что очень худой, в темной одежде. Он медленно поворачивал голову, внимательно разглядывая камеру, и время от времени резко дергался, будто у него болела шея. Я не понял, как ему удалось незаметно войти, решил, что он прошел через другую дверь, и вернулся к газете. Но неприятное чувство не отступало, поэтому на всякий случай, пока не нагрянули дети, я пошел осмотреть камеру. Сперва не сообразил, в чем дело, а потом вдруг понял: пропал нож, который висел на стене над восковой фигурой. Мужчина, конечно, исчез. Тогда я догадался, что он его украл, и немедленно доложил о пропаже».
Позже куратор музея сэр Ричард Мид-Браун прокомментировал:
«Надеюсь, что на страницах своей газеты вы обратитесь к общественности с призывом положить конец вандализму по отношению к ценным экспонатам».
По утверждению сэра Ричарда, кинжал, подаренный музею Дж.Дж. Холлидеем, эсквайром, был в 1904 году найден в земле на его собственном участке. Предполагается, что он принадлежал некоему Луису Плейгу, служившему палачом в Тайберне в 1663 — 1665 годах. Впрочем, поскольку его подлинность вызывает сомнения, кинжал никогда отдельно не выставлялся.
Никаких следов вора не обнаружено. Расследование поручено детективу сержанту Макдоннелу с Вайн-стрит".
Типичные журналистские штучки, туманные намеки для развлечения в серый день. Я прочел заметку в клубном вестибюле после звонка Мастерсу и задумался, надо ли ее показывать Холлидею.
Приняв решение, я вернулся в курительную комнату и протянул ему газету, наблюдая за выражением его лица во время чтения.
— Не принимайте так близко к сердцу, — посоветовал я, видя, как на побледневшем лице проступают веснушки.
Холлидей неуверенно встал, посмотрел на меня и швырнул газету в камин.
— Все в порядке, — заверил он, — не беспокойтесь. У меня па душе стало легче. В конце концов, поступок вполне человеческий, правда? Мне кое-что другое не нравится. За всем этим наверняка стоит тот самый чертов экстрасенс, Дартворт. Во всяком случае, план, в чем бы он ни заключался, задуман человеком. Намек в этой проклятой статейке абсурдный. Что автор хочет сказать? Луис Плейг явился за своим кинжалом?
— Мастерс сейчас приедет, — сообщил я. — Вам не кажется, было бы лучше, если бы вы что-нибудь нам рассказали?
Он крепко стиснул зубы.
— Нет. Вы дали обещание, и я прошу вас его сдержать. Ничего не скажу… пока. По пути в чертов дом заеду к себе на квартиру и кое-что для вас захвачу. Многое прояснится, только не сейчас… Вы мне вот что скажите: я со всех сторон слышу, что злые духи постоянно выслеживают, подстерегают. Дух мертвеца всегда ищет возможность вселиться в живое тело, обрести новый дом, заменить слабый ум своим собственным. Как считаете, может он завладеть…
Тут Холлидей запнулся. До сих пор вижу, как он стоит у горящего камина с легкой презрительной улыбкой на губах, с горящими карими глазами.
— Что за чепуху вы мелете? — фыркнул я. — Полный бред. Чем завладеть?
— Мной, — тихо ответил он.
Я заявил, что ему требуется не охотник за привидениями, а невропатолог. Потащил его в бар, позаботился, чтобы он выпил пару стаканчиков виски. Он повиновался с какой-то забавной готовностью. Когда мы снова — в который раз — заговорили о газетной заметке, к нему вернулось прежнее лениво-веселое настроение.
Тем не менее я с облегчением увидел Мастерса. Он стоял в гостевой комнате, высокий, довольно тучный, с безмятежным видом и проницательным взглядом, в неприметном темном пальто, прижимая к груди котелок, словно перед торжественным шествием с государственным флагом. Волосы с проседью старательно зачесаны па плешь, у него появился второй подбородок, в общем он выглядел старше, чем при нашей последней встрече, хотя глаза по-прежнему смотрели молодо. В нем можно было узнать полицейского, но не сразу. Что-то чувствовалось в тяжелой походке, в остром взгляде, которым он быстро окидывал окружающих, однако без всякой величественной суровости, неизменно свойственной охранникам общественного порядка. Я заметил, как Холлидей расправил плечи, почувствовав себя увереннее в присутствии столь физически сильного и опытного человека.
— Ах, сэр, — начал Мастерс после того, как я их представил друг другу, — стало быть, вы хотите избавиться от привидения? — Он сказал это так, будто его просили провести в комнату радио, и улыбнулся. — Как сообщил вам мистер Блейк, я интересуюсь такими делами. Всегда интересовался. Что касается Плейг-Корта…
