— Великолепно! — сказал он, зажигая очередную сигарету. — Что мне нравится, инспектор, так это ваш неформальный стиль устного рапорта.
Пейдж никогда не был уверен, можно ли воспринимать слова заместителя комиссара всерьез, но усмехнулся в ответ:
— Откровенно говоря, сэр, мы не могли поверить глазам. Оружие выглядело таким, каким вы видите его сейчас, — полностью заряженным, кроме одной гильзы. Конечно, теоретически Уайт мог войти в комнату, выстрелить один раз, потом открыть барабан, достать израсходованную гильзу, вставить на ее место другую пулю и выстрелить вторично.
— Чепуха, — сказал полковник Маркуис.
— Да, сэр. Зачем кому-то проделывать такой нелепый трюк, когда барабан был с самого начала заряжен полностью? Кроме того, Уайт не мог этого сделать. В таком случае где-то должна была бы находиться гильза от первой пули, а ни при нем, ни в комнате ее не было. Мы в этом убедились.
1. Окно, в которое влез инспектор Пейдж.
2. Дверь, за которой стоял сержант Борден.
3. Здесь стоял Уайт, когда вошли полицейские.
4. Положение тела поперек письменного стола.
5. Диктофон.
6. Ваза, в которой нашли браунинг 32-го калибра.
7. Стрелка показывает место в стене, куда попала пуля из «айвор-джонсона» 38-го калибра.
— А что говорил обвиняемый?
Пейдж достал из кармана записную книжку и нашел нужную страницу.
— Я зачитаю вам вслух протокол допроса, — сказал он, — хотя Уайт пребывал в таком скверном состоянии, что его показания выглядят не более связно, чем все остальное в этом деле. Прежде всего, я предупредил его, что все сказанное им будет записано и может быть использовано как доказательство. Вот как это звучит:
«— Вы застрелили его?
— Не знаю.
— То есть как это не знаете? Вы не отрицаете, что застрелили его?
— Я стрелял в него. Потом началось странное. Я не знаю.
— Вы стреляли в него дважды?
— Нет, клянусь богом! Я выстрелил в него только один раз. Не знаю, попал ли я в него, но он не упал.
— Вы хотите сказать, что был только один выстрел?
— Нет-нет, выстрелов было два. Я их слышал.
— Который из них произвели вы?
— Первый. Я выстрелил в старую свинью, как только вошел в комнату. Он как раз повернулся от окна и протянул ко мне руки.
— Вы имеете в виду, что здесь был кто-то еще и он произвел второй выстрел?
— Не знаю.
— Но вы больше никого не видели?
— Нет. Горела только лампа над столом, и я не мог видеть всю комнату.
— Вы хотите сказать, что если бы кто-то выстрелил в этой комнате прямо под вашим носом, то вы бы не увидели ни человека, ни оружия?
— Не знаю. Я выстрелил в старую свинью, а он с криком побежал от меня к другому окну. Тогда я услышал другой выстрел. Он остановился, поднес руки к груди, сделал еще пару шагов и упал лицом вниз поперек стола.
— Откуда был произведен этот выстрел?
— Не знаю».
— Когда я задал ему этот вопрос, сержант Борден сделал открытие. Он шарил вдоль западной стены, возле двух огромных желтых фарфоровых ваз. Взгляните на план — они стоят в двух углах комнаты у этой стены. Борден наклонился рядом с вазой в северо-западном углу и подобрал гильзу.
Сначала он, разумеется, подумал, что это гильза от револьвера «айвор-джонсон», которую мы искали. Но я с первого взгляда понял, что это не так. Гильза была выброшена из пистолета 32-го калибра. Заглянув в вазу, мы нашли пистолет.
С кривой усмешкой Пейдж подтолкнул через стол браунинг 32-го калибра.
— Он лежал на дне вазы, куда кто-то его бросил. Ваза была слишком высокой, чтобы достать до дна рукой. Но судья принес в павильон зонтик — мы нашли его прислоненным к стене в коридоре и выудили пистолет его крючком.
По запаху из дула я определил, что браунинг стрелял совсем недавно. В обойме не хватало одной пули. Наши баллистические эксперты ручаются, что гильза от этой пули — та, которую мы нашли около вазы. Когда я прикоснулся к гильзе, она была еще теплой. Иными словами, сэр, ею выстрелили буквально несколько секунд назад.
Пейдж постучал пальцем по краю стола.
— Следовательно, сэр, нет никаких сомнений, что второй выстрел произвели из этого браунинга, что его произвел кто-то, находившийся в комнате, и что впоследствии он бросил пистолет в вазу.
— Какая же пуля убила судью?
— В том-то и дело, сэр, что мы не знаем.
— Не знаете? — резко переспросил полковник. — Мне кажется, определение этого не должно составить труда. Найдены две пули — из револьвера 38-го калибра и пистолета 32-го. Одна из них была, грубо говоря, в судье, а другая — в стене. Вы говорите, что извлекли пулю из стены. Какую именно?
Пейдж достал из кармана конверт с этикеткой и вытряхнул из него свинцовый шарик, сплющенный и с отколовшимся кусочком.
— Эта пуля была в стене, — сказал он. — Стена кирпичная, и пуля слегка расщепилась. Поэтому мы не можем точно идентифицировать ее по весу. Я почти уверен, что это пуля 38-го калибра из револьвера Уайта. Но это нельзя занести в протокол, пока я не получу рапорт доктора Блейна о вскрытии и пулю из тела судьи. Доктор Блейн производит вскрытие этим утром.
Ухмылка на лице полковника Маркуиса сменилась выражением крайней серьезности.
— Ну и какова же ситуация, инспектор? — спросил он. — Если окажется, что эта пуля из револьвера 38-го калибра, значит, Гейбриэл Уайт выстрелил и промахнулся. Но что произошло потом? Согласно вашему рассказу, не позже чем через несколько секунд кто-то выстрелил из браунинга и убил судью Мортлейка. Кстати, на браунинге были отпечатки пальцев?
— Нет, сэр. Но на Уайте были перчатки.
Полковник поднял брови:
— Понятно. Вам кажется, что Уайт все-таки мог произвести оба выстрела?
— Думаю, это возможно. Он мог прийти в павильон с револьвером и пистолетом и проделать такой трюк с целью убедить нас, что второй выстрел, убивший судью, произвел кто-то другой. И все же…
— Да, и все же, — проворчал Маркуис. — Согласен с вами. Если бы он додумался до такого изощренного трюка, то позаботился бы о том, чтобы комната не была запечатана, как ящик, и все не выглядело бы так, будто никто другой не мог произвести выстрел. Его стрельба под носом у полиции больше похожа на намеренную жажду мученичества. Конечно, это звучит правдоподобно — чокнутых на свете хватает. Но использование при таких обстоятельствах двух стволов было бы совершеннейшим безумием. Чокнутый Гейбриэл Уайт или нет, полагаю, вы не думаете, что он в три раза безумнее Мартовского зайца?