виде горстки орехов, которую она извлекла из кармана. Набив орехами рот на манер хомяка, Хрум зарылся в ее пушистый воротник и сонно засопел.
– Не отставать! – рявкнула Виктория.
С хрустом ступая сапогами по свежему снегу, она пересекла тренировочный плац, бросая сердитые взгляды в сторону кухни. У Дюжины заурчало в желудке, и она с горечью осознала, что в отличие от Хрума поесть ей сегодня не светит. Печально вздохнув, девочка убрала топоры за спину и поплелась за Викторией.
– Во имя Эмбера, чего ты вздыхаешь? Сама виновата! – зашипел Пятак и, повысив голос, добавил: – И куда это ты пялишься?
Заметив их, Семерка втянула голову в плечи и едва не свалилась с колоды. Очевидно, Виктория велела ей тренироваться вместо ужина. Дюжина с отчаянием наблюдала, как напарница совершает ошибку за ошибкой. Хуже того, она старательно подражала товарке, ее обращению с топорами, забыв, что орудует мечом.
«Выпрямись!» – мысленно скомандовала Дюжина, когда Семерка в очередной раз плюхнулась на обледенелую землю. Ей хотелось подбодрить бедолагу, однако она поостереглась. Она здесь не затем, чтобы заводить друзей, – лишние хлопоты. Собравшись с духом, Дюжина вслед за Викторией поднялась по ступеням здания совета.
Великолепные двустворчатые двери были украшены резьбой с изображением батальных сцен из легендарных охот. За ними находился Большой зал, самое внушительное помещение в заимке.
Вдоль обшитых деревом стен громоздилось антикварное оружие, над каминами были прибиты головы зимних волков, огров и прочих диковинных существ, их стеклянные глаза злобно сверкали в полумраке. Дюжина моргнула, привыкая к необычному освещению. В следующий миг по ее телу пробежала дрожь. Размах и интерьер Большого зала нарочно задумывались так, чтобы произвести сильное впечатление на редких посетителей, поразить их могуществом Охотников.
Дом совета единственный на заимке освещался не факелами, а лунными камнями. Врезанные в потолок крохотные кристаллы в сумерках заливали помещение таинственным серебристым сиянием. Раньше Дюжина не очень-то верила в их существование. Лунные камни сродни колдунам – все о них слышали, но никто не видел. Добывавшие их рудокопы зачастую оставляли драгоценную находку себе. При мысли о пещерном клане у Дюжины внутри все помертвело. Она тряхнула головой, отгоняя тягостные воспоминания.
Виктория обила снег с сапог и двинулась вверх по лестнице. Мягкие, с высоким ворсом ковры, присланные в благодарность пустынными кочевниками, заглушали их шаги. Лунные камни озаряли длинный зал, вдоль которого располагались покои трех старейшин. У Дюжины екнуло сердце, когда Виктория направилась к самой дальней двери. Значит, их ведут к старейшине Силвер. Чтобы отвлечься, Дюжина принялась разглядывать дары различных кланов, бережно развешанные по стенам: обтянутые лягушачьей кожей ходули от болотного народа; исполинская резная люстра в форме штурвала – подношение речного клана; плащ из мягкой, точно мех, коры от лесного народа; крылья с ярким опереньем от обитателей гор.
Троица поравнялась с покоями, а Дюжина все пожирала трофеи глазами. Проснувшись, Хрум высунул голову из ее воротника и, посмотрев вокруг, тоскливо заверещал. Дюжина только вздохнула в знак согласия. Меж тем Виктория постучала в дверь, и та молниеносно распахнулась.
Глава 3
– Виктория? – От старейшины Силвер веяло властностью. Высокая, стройная и, несмотря на возраст, поразительно грациозная. Пышные белоснежные локоны не смягчали суровых черт лица: острый, чуть крючковатый нос, тонкогубый рот и пронзительно-голубые глаза цвета обледенелого озера. Сейчас эти глаза обежали троицу и остановились на Дюжине. – Опять?
В голосе старейшины звучало неприкрытое разочарование. Дюжина закусила губу, силясь подавить приступ раскаяния. Хрум поглубже зарылся в воротник – от греха подальше.
– Да, – раздраженно подтвердила Виктория. – Наша парочка опять отличилась. Я пройду?
Силвер, кивнув, посторонилась.
– Ждите здесь, – не оборачиваясь, рявкнула наставница и скрылась в покоях.
Пятак привалился к стене по одну сторону от двери, Дюжина – по другую. Оба старательно игнорировали друг друга и напряженно прислушивались к невнятному бормотанию за дверью. Наконец до них донесся властный оклик Силвер:
– Входите!
Пятак протиснулся вперед, и Дюжина с трудом утерпела, чтобы не толкнуть его что есть мочи.
Просторные покои отличались скудностью обстановки, буквально голые стены. Три сводчатых окна выходили на тренировочный плац, в очаге весело полыхал огонь. Над камином висела голова исполинского Игрекса, в отблесках пламени мерцали смертоносные рога и тонкие, точно иглы, клыки. Подле очага стояли два кожаных кресла, однако Силвер предпочла сесть на жесткий неудобный стул у массивного письменного стола. Не понаслышке знакомая с привычками старейшины, Дюжина сразу углядела в этом дурной знак.
– Любопытную историю поведала мне Виктория, – бросила Силвер и, едва провинившиеся рекруты приблизились, сложила ладони домиком. – Ваше счастье, что никто не пострадал, однако Виктория говорит, складу нанесен колоссальный ущерб.
– Ломать не строить, – свирепо заметила оружейница.
– Это все Дюжина, – затараторил Пятак. – Я тут ни при чем, правда!
Дюжина подавила желание рассмеяться. Силвер терпеть не могла попыток увильнуть от ответственности. К своему несчастью, Пятак этой простой истины так и не усвоил.
Старейшина окинула его ледяным взглядом, и вся бравада Пятака мигом испарилась.
– Ни при чем? – зловещим шепотом повторила она. – А вот Виктория говорит, что ты в открытую оскорбил пещерный клан.
Пятак судорожно сглотнул и побледнел как полотно.
– Да, – промямлил он, – однако на то имелись веские… хм… причины.
– Например? – Силвер не спускала с него глаз.
– Дюжина… ну, в общем… она…
Губы девочки дрогнули в ухмылке. Происходящее забавляло ее сверх меры.
– Вы только посмотрите на нее! – завопил Пятак, багровея. – Еще и скалится! Вечно она глядит на всех сверху вниз, королева нашлась! Заносчивая, мерзкая…
– Довольно, – скомандовала Силвер, не повышая голоса, однако у Дюжины волосы на затылке встали дыбом. Пятак будто подавился, слова застряли у него в горле.
– Давай-ка уточним: Дюжина своим поведением спровоцировала тебя на оскорбление? – От сурового тона старейшины кровь стыла в жилах.
Пятак облизнул губы и пискнул, как загнанная в угол мышь.
– Произнеси присягу, – велела Силвер и стиснула кончики пальцев так, что они побелели.
Пятак поморгал, закашлялся. Присягу повторяли за завтраком и за ужином, никогда более. Справившись со смущением, он бойко протараторил заученные строки:
Присягаю на верность Охотничьей заимке. Клянусь служить семи кланам как своему собственному. Клянусь защищать их от внешних бед и невзгод. Отрекаюсь от кровных уз и кровной мести, презрев свое имя и прошлое. Охотники – моя семья отныне и навсегда. Клянусь, что никогда не отступлю перед лицом тьмы и не позволю восторжествовать тирании.
В воцарившейся тишине полено, догорая, ярко вспыхнуло, искры устремились в дымоход.
– «Отрекаюсь от кровных уз и кровной мести», – нараспев повторила Силвер. – Что, по-твоему, это значит?
– Значит, мы должны забыть, к какому клану принадлежим, и принимать всех на равных, – дрогнувшим голосом ответил Пятак.
– Именно, – отчеканила старейшина. – Это ключевое и вместе с тем самое трудновыполнимое правило: похоронить прошлое, предать забвению семью, родной клан. Мы приносим поистине огромную жертву, однако она служит гарантом доверия к Охотникам. И ты готов разрушить все, к чему мы так долго стремились, из-за личной неприязни к одной из воспитанниц?
Пятак хотел возразить, но Силвер решительно пресекла его порыв:
– Если слух об этом происшествии распространится по Эмберу, отважатся ли кланы приглашать нас в свои деревни, дабы мы охотились на монстров, посягающих на них извне? Будут ли они и впредь считать
