мастерстве…
Она сработала на славу, но ошиблась. Ее ладони были тому доказательством, ее изгнание – тоже. Как и тот факт, что она не могла перестать думать о несчастной нити судьбы, которую не удержала – или все-таки удержала? – в руках.
– Не делай глупостей, – мастер Бражник подался вперед, и Леда чуть склонила голову. – К тебе приходил Коготь.
Мастеру Бражнику не стоило утруждать себя и поднимать бровь, но он все равно это сделал. Леда и без того поняла, чем это могло грозить.
Измененная судьба – загадка похлеще Гобелена Тысячи Причин. Если все пройдет, как должно – как в древних записях, о которых стараются лишний раз не рассказывать, – то кто-то получит то, о чем мечтают многие. Новое начало. Мир забудет о нем – целиком и полностью, – и он волен будет сам вершить свою судьбу.
Конечно, проверить, удавалось ли это кому-то прежде, не представлялось возможным. Даже если и так, то никто бы об этом не вспомнил. Но о чем мир не забывал – так это о ритуалах, которые пошли наперекосяк. В неумелых руках нить чужой судьбы могла сотворить множество разрушений. Леда сдержала ее, рвущуюся на свободу и изломанную, насколько смогла, – об этом напоминали ее руки. Но что случилось с тем, кого она забыла? Что случилось с тем, кого забыл, благодаря ей, весь мир?
– Ты точно ничего не помнишь?
Леда возненавидела мастера за вопрос, раз за разом повторявшийся все эти недели. Леда ничего не помнила. Ничего, кроме того, с какой силой впивались в ее запястья нити, с которыми она решила потягаться. Ничего, кроме того, что она об этом не жалеет. Ничего, кроме того, что она надеется… Она надеется, что испортила только собственную судьбу. Собственное будущее.
Она помотала головой. Бражник вздохнул.
– Мне правда жаль. Но ты знаешь, что будет, если ты появишься на пороге Цеха снова, – произнес он, а потом добавил шепотом: – Я бы на твоем месте следил за насекомыми.
И наконец, он закрыл дверь перед самым Лединым лицом.
А ведь какое-то мгновение она надеялась услышать другое. Что распутать нити – проще простого; что Цеховые мастера уже все исправили; что все это если не недоразумение, то не самая большая беда. Не что-то страшное, не то, о чем складывают темные сказки, полные павших городов, ослепленных героев и чудовищ, позабывших собственные имена.
Леда сделала глубокий вдох, поправила воротник и повернулась спиной к единственному дому, который знала вот уже почти семь лет.
В Городе-Грозди оставалось лишь одно место, куда она могла отправиться. И так уж вышло, что там было полно насекомых.
Заниматься конструктами разрешалось только под надзором мастеров, потому неудивительно, что по всем механодепо столицы ютились тайные проекты Цеховых учеников. Леда не была исключением: ее Алетея ждала своего часа под одной из безымянных ветвей Домдрева.
Конструкция скорпиона была не особо дружелюбной. Хотя то же когда-то говорили о механогах, которые теперь превратились в будничный транспорт, рассекающий улицы и потолки столицы от заката до рассвета. Леда начала со скорпиона, потому что ее завораживали панцири на музейных фарлодских выставках. Закончить не успела: у Алетеи заплетались ноги, зато жало работало на славу – если продать ее на запчасти, то можно выручить достаточно, чтобы отправиться… а куда могла теперь отправиться девочка, мастерство которой таилось в изувеченных руках? Не могла же она остаться здесь? Здесь все дышало будущим, которого у нее больше никогда не будет. И не могла же она оставить того, в чью судьбу вмешалась?
Внизу, на улицах среди Цеховых башен, Леду облепили тени и не отпускали до самого Домдрева.
Оно высилось на юго-востоке, соревнуясь по грандиозности с корабельным шпилем и иглами собора Ткачей, пробивающими облака. Ветви раскинулись над Всесветным рынком и многочисленными ремесленными закутками, а корни расстелились под всеми улицами. Жители знали: нельзя гневать Домдрево, иначе однажды оно взроет тротуары, и снесет дома, и останется одиноким обитателем города, который даже имя свое получил из-за него.
Леда знала, что Домдрево – постройка искусственная, но, несомненно, искусная: оно выросло на равнине из камня, стекла и нитей – таких старых, что они превратились в горные породы, неотличимые от окаменевших ветвей. Если и было доказательство мощи Цеха более великое, чем Домдрево, то Леда о нем не знала.
Цех все еще спорил о том, кто создал Домдрево. Последователи Ткачей, конечно, говорили, что это был один, а то и двое из них – измученные скитаниями и жаждущие тени, они сотворили это чудо, вокруг которого раскинулись потом извилистые районы-Грозди. Корона поддерживала эту версию – неофициально, конечно. Под сводами парящего над Домдревом дворца вообще происходило много чего неофициального: все знали о работающих там мастерах, но немногие видели приходящие от них схемы. Однажды Леда углядела одну такую: нити на ней пронизывали механизм, подозрительно похожий на человеческую руку. Мастерица Ругань тут же как бы между делом накрыла схему учетными книгами, но Леда не переставала думать об увиденном несколько дней. В городе ходило много слухов о тайных лабораториях, где собирали механических людей и сплетали нити, которые никогда не должны быть сплетены. До Леды докатывались россказни и о том, что Благие Когти ловили таких подпольных мастеров. Потому Цех и следил так пристально за теми, к кому попадали выкованные из небесного железа ножницы. Однако если у мастеров Цеха в самом деле получится сшить механику с плотью, то это поможет сотням людей. Магические протезы, подумать только! А вот о том, что сделает с такими знаниями королева Города-Грозди, думать не хотелось.
Для многих она была сияющим маяком прогресса. Она правила стальной хваткой – казалось, в Городе-Грозди, да и за его пределами, не происходило ничего, о чем королева бы не знала. Министры боялись ее – и Лилитель Блюмень, формально отвечающий за работу Цеха, больше всего. Леда слышала, как они с мастером Бражником обсуждали постройку новых корабельных шпилей на севере страны и как дрожал голос Блюменя, когда речь зашла о королевских ожиданиях.
Королева была прекрасной и требовательной и всегда повторяла, что интересы страны для нее на первом месте. Прекрасны были и ее дети: младшие походили на набор кукол, которые поворачивали голову туда, куда им указывали, и делали то, что должно. В народе шептались: одну из принцесс продали в Затонувшие Залы. Парочку принцев отправили как дань в далекий туманный Агор. Леда слушала об этом, ища на Всесветном рынке новые запчасти, и думала о подпольных мастерах и марионетках. Королева напоминала Леде ее дядю.
В королеву верили так, как верят в то, что справедливость всегда восторжествует. Леда знала кое-что о справедливости – и о том, что это самый мифический на свете концепт. А впрочем, под ветвями Города-Грозди собралось множество народов, верящих в самое разное. Кто-то верил в Ткачей. Кто-то – в Рыбного бога. А кто-то – в то, что однажды все закончится и начнется вновь, когда проснется дремлющий Каменный дракон. Ведь россыпи горных цепей, разделяющих континент, не просто так получили имена вроде Хребта, и Хвоста, и Лап, и Крыльев – согласно некоторым книгам, это были окаменевшие останки колоссального дракона. Леда встречала карты, где по всему Хребту тянулась золоченая надпись «Каменный дракон», и каждый раз фыркала, едва это завидев. Леда верила в то, что видела – и что когда-то могла потрогать. Не было для нее бога более великого, чем нити, из которых ткалась магия.
Дороги в этой части города петляли, словно побеги вихрь-травы. Народу с утра было немного: каменный лорд из-за Хребта спешил с явно незаконной сделки, позвякивая чем-то под огромным коричневым плащом; несколько молодых гонцов перекатывали бочки – то ли с запчастями, то ли с рыбой. Жизнь в Нижних ветвях Домдрева кипела ночью, и Леда старалась не вспоминать свой первый визит сюда.
Депо встретило ее проржавевшей вывеской. Металл покрывала зелень, которая уже начала зацветать поразительной россыпью белых бутонов. Весна приходила в столицу рано, хотя ветра ее разбивались о ворота и прокатывались по стенам, с трудом пробираясь наверх. Здесь, под нижними ветвями Домдрева, было темно и жарко – в основном
