Для них ведь реальность стала другой.
— Примерно так и происходило. Сначала возникал хаос, а потом заболевшие очень быстро организовывались, опережая в этом обычных граждан, даже военных и стражей порядка. Правда, не везде. В некоторых колониях заболевших удавалось быстро изолировать, и тогда армия и флот оказывали силам мятежников серьезное сопротивление.
— Откуда взялась эта болезнь?
— Считается, что это недокументированный и неучтенный негативный эффект технологии «ВИРТ-N» с псевдобесконечным количеством виртуальных степеней свободы. Производитель обещал полную неотличимость от реальности, но новая виртуальность оказалась для человеческого сознания сильнее реального мира. Эффект обнаружился не сразу. Технологию так торопились вывести на рынок, что ограничились трехмесячными испытаниями, а для накопления критических изменений в системе нейронных связей пользователя требовалось больше времени. И еще нужен был толчок — некая пиковая нагрузка на мозг, которая переключит восприятие мира с реального на виртуальный, то есть подменит один мир другим.
— И что послужило толчком?
— Запуск галактической гиперсети. После ее ввода в эксплуатацию время, проводимое средним пользователем в виртуальности, возросло на треть. К моменту запуска единой сети был приурочен выход целого ряда игр нового поколения, специально заточенных под технологию «ВИРТ-N». Этого оказалось достаточно.
— Что было дальше?
— Человечество распалось на две части. Мятежников, а точнее, заболевших, оказалось меньше, но они были гораздо сильнее мотивированы и совершенно не боялись смерти, хотя к ней и не стремились — вполне ожидаемое поведение для человека, считающего, что он находится в игре или учебном бою, где погибнуть обидно, но смерть не настоящая.
— Кто побеждал в войне, когда крейсер мятежников атаковал Лунную базу?
— Нет сведений. Колонии переставали выходить на связь и исчезли из гиперсети одна за другой. Волна мятежа накрыла даже окраинные независимые планеты. Метрополия замолчала за неделю до удара по Лунной базе. Более поздних данных у меня нет.
— Все-таки мы убили себя сами… Не было никакого внешнего фактора. Всё произошло так же, как и со всеми остальными до нас, только продержались мы чуть дольше.
— Говорить о полной гибели цивилизации преждевременно. Некоторая часть населения могла уцелеть, однако имеющиеся у мня алгоритмы прогнозирования позволяют утверждать, что с вероятностью девяносто восемь процентов Шестая Республика перестала существовать, как единое межзвездное государство. Война привела к массовой гибели квалифицированных специалистов и разрушению важнейших научных, технологических и образовательных центров. В ближайшие десятилетия тех, кто выжил ждет технологический откат на двести-триста лет назад с возможным дальнейшем регрессом.
* * *
Хённинг фон Тресков ненавидел нацистов в целом и Гитлера в частности, однако это не мешало ему честно служить в вермахте. В шестнадцать лет Хённиг добровольно пошел в армию и участвовал в боях на фронтах Первой мировой. Закончил войну он уже лейтенантом и кавалером Железного креста.
В тридцать шестом году фон Тресков окончил военную академию и был направлен в Оперативное управление Генерального штаба. За Польскую кампанию он получил Железный крест первого класса, прошел Францию и участвовал в операции «Барбаросса».
Войну на два фронта он категорически не приветствовал, равно как и репрессии, которым в Германии и оккупированных странах подвергались евреи и коммунисты. Начальство фон Трескова ценило, но откровенно опасалось его антинацистских взглядов, так что он совершенно не удивился, ни вызову к своему непосредственному начальнику, ни первым словам генерала Герсдорфа:
— Полковник, будьте осторожней в высказываниях. Вы грамотный офицер, но нужно учитывать современные реалии. Расстрелы евреев и комиссаров здесь у многих вызывают протест, но столь открыто выражать свое возмущение рискуют немногие.
— Поймите, герр генерал, — фон Тресков упорно не желал признавать свою ошибку, — Германия окончательно потеряет свою честь, и это будет давать себя знать на протяжении сотен лет. Вину за это возложат не на одного Гитлера, а на вас и на меня, на наших жен и детей [1].
— Не так громко, полковник, — поморщился Герсдорф. — Вы ставите меня в ужасное положение. Я не могу не согласиться с вашими словами, но ваше поведение привлекает совершенно лишнее внимание. Давайте немедленно прекратим этот разговор. Надеюсь, еще не поздно. Я вызвал вас не просто так. С вами хочет встретиться некий полковник Рихтенгден из Абвера.
— И что контрразведке нужно от скромного штабного офицера? — кривовато усмехнулся Тресков, однако в его глазах генерал увидел беспокойство.
— Надеюсь, это никак не связано с вашими несдержанными словами, полковник, — Герсдорф отвел взгляд в сторону. — Официально Рихтенгден заявил, что хочет поговорить с вами о действиях какого-то русского во время боев за Днепр в сентябре прошлого года.
Фон Тресков кивнул, показывая, что услышал ответ. Повод был странным, и вряд ли являлся истинной причиной визита на фронт высокопоставленного офицера Абвера. Полковник это прекрасно понимал, как и его непосредственный начальник.
Полковник Рихтенгден прибыл не один. Кроме него в комнате, куда пригласили Трескова, присутствовал смутно знакомый Хённингу офицер в звании майора. Тресков совершенно точно где-то его уже видел, и почему-то ему казалось, что этот человек никак не может здесь находиться.
— Не узнаете меня, герр оберст? — улыбнулся майор. — А мы ведь виделись с вами в штабе фон Клейста под Кременчугом во время форсирования Днепра. Не припоминаете?
— Эрих фон Шлиман! — Тресков не верил своим глазам. Теперь он вспомнил, откуда ему знакомо это лицо. — Но вы ведь попали в плен! Вас захватили те русские диверсанты, доставившие столько проблем перовой танковой группе.
— У вас хорошая память, — кивнул Шлиман, — мы с вами тогда почти не общались, но все, что нужно вы запомнили. Чувствуется хватка настоящего офицера штаба.
— Но как же…
— С вашего позволения, я опущу подробности, герр оберст, — с лица Шлимана исчезла улыбка. — Скажу лишь, что в плену действительно побывал, и то, что я там увидел, мне не понравилось. Однако мы здесь не для обсуждения моих воспоминаний.
— Я понимаю, — кивнул Тресков.
— Мы в курсе ваших взглядов, полковник, — спокойно произнес молчавший до этого момента Рихтенгден. — Вы ведь их особо и не скрываете.
— Значит, все-таки настоящая причина вашего визита именно в этом, — невесело усмехнулся Тресков, — Но почему Абвер? Мне казалось, такими вопросами у нас занимается гестапо.
— Ну, в данном вопросе тайной полиции действительно следовало бы действовать тщательнее, — Рихтенгден остро взглянул на Трескова. — В вашем случае они явно недоработали.
— Что вы имеете в виду? — вдоль позвоночника Хённинга пробежал неприятный холодок.
— Прежде всего, ваши контакты с тайными оппозиционными группами, ставящими своей целью отстранение Гитлера от власти, — пожал плечами Шлиман. — Вам ведь должны о многом говорить такие фамилии, как Гёрделер и Штауффенберг.
— Я вас не понимаю…
— Всё вы прекрасно понимаете, полковник, — резко, но без угрозы в голосе оборвал
