тем больше требовал от меня камень. Он оставался всё таким же бледным и невзрачным, словно мои усилия ни к чему не приводили. Но я уже не мог повернуть обратно и просто продолжал резать себя, чтобы Светлейшая всё-таки снизошла до меня своим благословением.
Мужчина поднял свою руку и демонстративно показал мне предплечье, испещрённое следами когда-то глубоких и страшных ран.
— Моя кровь стекала по руке, Алиан. Обжигала мою кожу. Пропитывала ковёр и забивалась в паркет. Корчилась на поверхности опала, словно под пытками. Но богине нужно было всё больше и больше, — Ле’Куинд усмехнулся настолько невесело, что багрянец его взгляда даже не подумал сверкнуть, — Только когда моему сердцу почти не осталось пищи, и я отчётливо понял, что умру, Амелия всё-таки заметила моё существование и послала своё сияние в мой амулет. За что я, по-видимому, должен быть ей от всей души благодарен.
В словах Дейрана мне слышалась непривычная кровожадность. Слишком выразительно он описывал каждую мелочь того ритуала, который он совершил для Светлейшей. Выделял каждую подробность так отчётливо и метко, что я словно очутилась с ним в комнате во время того, как он обагрял амулет Амелии своей кровью, пульсом вырывавшейся из его грубо проделанной раны. И от этого представления вдоль моей спины пробежал ощутимый гадливый холодок, который даже спустя долгие годы в профессии вызывали во мне картины подобного зверства.
Хотя несмотря на чрезмерную красочность описания, предложенного мне Ле’Куиндом, я всё-таки сумела заметить, что он ни слова ни сказал о том очевидном факторе, который вполне мог предотвратить его жестокие раны. И просто отправиться со мной в Валесс для продолжения работы над нашим контрактом.
— А как же демон? Неужели он не попытался вам помешать, если вы были так слабы, как говорите? Или перехватить над вами контроль, пока была такая возможность? — непонимающе поинтересовалась я, так и не дождавшись объяснения от графа.
— Нет, — покачал головой Дейран, — Он не сопротивлялся и не вырывался. Он как будто бы просто смотрел. Как будто ему было интересно, получится у меня или нет. Даже он понимал, что когда амулет захочет есть в следующий раз, я больше не смогу накормить его собственной кровью. И тогда мне либо придётся сдаться, либо обратиться к тому методу, который работал для меня всё это время.
Ле’Куинд повернул на меня голову и взглянул будто бы в самую глубину моих глаз, словно запрещая мне отворачиваться от него, а затем сообщил:
— Когда камень снова начнёт тускнеть, я найду себе очередную девственницу. Против её воли привезу в свой замок. Заставлю пройти самый тщательный осмотр у моего врача, оскорбляя её честь своими подозрениями. Поужинаю с ней как с равной, лишь только для того, чтобы поиздеваться над её истинным положением в моём доме. Наряжу её в дорогой тонкий шёлк, словно она для меня всего лишь игрушка. Потребую, чтобы она пришла в мою спальню, и возьму её, не важно, будет ли она желать этого или нет. А затем отправлю её домой и заменю новой девушкой. И так будет происходить снова и снова, неделю за неделей… Вы правда хотите оставаться частью этого, Алиан?
Глаза Дейрана выражали какую-то извращённую жестокость, совершенно не похожую на издевательскую ехидность Раама или самоуверенную властность того же Теалинда. Он пытался казаться искренним в своём бессердечии, однако я хорошо успела его узнать и понимала, что это было всего лишь маской, за которой он теперь снова от меня прятался, исключив из круга близких для него людей.
На самом деле он намеренно хотел отпугнуть меня от себя подробностями. Чтобы я при всей своей упёртости убедила саму себя, что действительно боялась его и хотела быть от него как можно дальше. Чтобы я отказалась от своего обещания помочь ему не потому, что я была необязательной, а потому, что он был этого недостоин. Но при этом он по-прежнему не собирался признаваться в том, что его демон давно уже вырвался на свободу, потому что именно это обстоятельство привязало бы меня к графу сильнее прежнего, и тогда я могла бы решиться на неоправданное безрассудство, от которого он стремился меня оградить.
Пожалуй, такой грубый подход действительно мог бы сработать на гордой дворянке Алиан, для которой женская честь в силу возраста ещё имела какое-то значение. Но на более взрослой и опытной воровке Нисе, которая всеми силами сейчас рвалась из меня наружу — никогда в жизни.
Вот только возразить Дейрану и продолжить настаивать на своём у меня после всего сказанного так и не вышло. Ведь в этот самый момент не иначе как сама Амелия послала своей жрице светлую мысль проснуться.
И после этого мы с Ле’Куиндом уже не могли говорить откровенно.
Совсем скоро в комнате появились слуги, до которых быстро донеслись новости о долгожданном пробуждении их господина, а меня по приказу Дейрана отправили куда подальше, собирать свои вещи и готовиться к отъезду из замка. Страже строго-настрого запретили пускать виконтессу О’Санна в графскую башню, так что у меня не было ровным счётом никакой возможности убедить Ле’Куинда передумать насчёт моего участия в экзорцизме. Или хотя бы возможности освободить демона, чтобы он разобрался с возникшими проблемами вместо меня и усмирил взбунтовавшегося Дейрана.
Мне оставалось лишь сидеть в своей комнате и скрипеть зубами от досады.
Если бы только Таящийся дал мне какой-нибудь знак. Если бы спинные мурашки разбудили меня пятью минутами раньше и подсказали снять с Дейрана амулет. Всё могло бы быть иначе. Мне оставалось лишь надеяться, что тот передумает и поймёт, что всё-таки нуждается в моём участии для своего спасения. Что только я могу избавить его от зловещего слуги Темнейшего, который с каждой невыносимо долгой секундой всё сильнее сдавливал графскую душу в объятиях своей липкой, ядовитой тьмы, принесённой в Касэт из глубин незримого Нижнего мира.
Но Ле’Куинд остался непреклонен в своём решении, и потому уже через пару дней меня со всеми моими пожитками и привычными подарками Его Высочества всем бывавшим в его замке девушкам погрузили в карету, которая без лишних промедлений отправилась в Лестан. Тот самый город, где правил мой якобы муж, виконт Ромул О’Санна.
Дейран так и не вышел со мной попрощаться.
* * *
Карета ехала по успевшей уже опостылеть мне гористой местности, однако здесь, в отличие от окрестностей замка Ле’Куинда, хотя бы густо росли сосны и другие хвойные деревья, что превращало скалы хоть в какое-то подобие леса, пускай даже неприветливого и совершенно чуждого мне
