времени, как прекратит восприниматься выражение чувства, но не само чувство, которое существует без времени. То есть потеря чувства времени убирает представление, но эта же потеря происходит во времени, а не в безвременьи: ничто не может позволить себе лишить чувства, так как это может сделать только время. Ничто как существующее отсюда выступает как положительный для Я полюс, а время как отрицательный.
Качественная оценка того, что хорошо, а что плохо, и приводит субъекта к решению того, какое “когда” позволяет лишить время отрицательной характеристики. Эти моменты восприятия домов существительного обусловлены временным “приведением к решению”, собственно само решение есть момент чувствования этого “когда”, а потому и его наличия.
И когда этих домов больше чем три, значит лишь, что моё представление о времени как и мои решения о “когда” только лишь выражены более ограниченно во времени при представлении ничего.
***
Суждение “в начале было ничто” не только говорит о времени, скорее оно говорит о каком-то конкретном времени, так как само “ничто” уже говорит как минимум о трёх домах времени, а утверждение “в начале” сообщает некоторое пространственное наличие. То есть “в начале было ничто” по факту утверждает всё то, о чём я высказал именно в той форме, в которой я выразил представление.
Интереснее сказать “в начале было не было, а оно есть”, в случае которого утверждается не время, а только пространство. Это самое пространство без времени статично, его не требуется приводить в движение, оно есть без временного восприятия. Оно, будь-то началом или концом, есть всегда в себе, пока не будет запущен временной ход и не будет определено где начало, а где конец. Потому представление о пространстве происходит за счёт представления о времени.
Потому утверждать “начало” есть не то же самое, что утвердить “в начале было не было, а оно есть”, так как здесь утверждается не оценка того, что начало, а что конец, а само наличие этого начала. Для этого достаточно сказать “начало есть”, и прекратить затем повествование о нём, так как был достигнут предел утверждения: “существующее существует”, то есть проистекаемое проистекает. Такая смысловая нагрузка отвечает условию понимания субстанции как само в себе существования: “начало есть” = “субстанция”, или “начало есть субстанция”.
На том моменте, когда уже потребуется представить, что есть субстанция, она сама по себе деконструируется и потому приведёт в движение части в себе находящиеся, дабы выразить представление о собственном пространстве. Тот же момент когда это требуется обуславливается не пространством, а временем, то есть время, или во времени формируется необходимость к пространственному постижению, но не наоборот. Эта же необходимость во времени может возникнуть лишь при наличии нескольких таких субстанций, чтобы понять как минимум где заканчивается область одного, а где возникает область другого. Этим образом формируется космос, этим же образом формируется контекст, и чем более в космосе установлено пространственных проистечений в пределах одной космической субстанции, тем больше в этом космосе объектов, по отдельности которые рассматриваются вне космоса, а как сам космос.
Большее пространство включает в себе меньшее пространство, а меньшее пространство формирует большее. Малые смыслы формируют контекст и выражают текст, текст же не может выразить контекст без собственной деконструкции. Наличие смыслов есть необходимая часть восприятия пространства, то есть восприятие пространства рождает необходимость в утверждении наличия смысловой геометрии.
В этом самом смысле построение пустого листа лишь по факту означает пустой лист, так как смысловая пустота может проистекать не только в пространстве материальных страниц, но и всякой другой материи во всяком другом пространстве.
Значит даже при наличии пространства и материи этого пространства мы можем не рассматривать его смысл во времени, то есть не чувствовать его до тех пор, пока не включим его в область некоторого пространства, по отношению к которому сможем сказать, например, в начале был камень, а в нашем случае в начале была пустая страница и в то же время смысловое ничто, выраженное на и в пустой странице.
Именно с некоторого смыслового “ничто”, с наличия пространства в любой форме при неналичии её восприятия формируется при попытке её воспринять и представить то, что она выражает в себе-ничто как существенное. Такое смыслово-геометрическое занятие есть то самое, что следует понимать как игроделание, если оно направлено именно на восприятие неналичного пространства, нежели его уже воспринятой части. Так как в ином случае этот текст строился бы не о смысле, а о самой странице, о том, как на чистом листе появляется текст, при каких технических данных этот текст появился в читательском доступе и так далее.
Потому о материи уже можно сказать больше, чем можно сказать о ничем.
Однако дело здесь в том, что даже о ничем, о ничто можно сказать больше, чем может казаться в случае, когда о ничто просто можно не говорить, так как это ничто, ведь его нет. Когда же ничто нет, но оно есть в разговоре о себе самом, тогда стоит рассудить о том, где это самое ничто проистекает, и вдруг оказывается, что оно не только пространственно, но и содержится в каждом воспринимаемом объекте. Это ничто и позволяет интегрировать материю (существующую во времени или нет) в смысловую геометрию, и подлинно чувствовать её ничто когда мы чувствуем, а потому получаем и представление о мире, где проистекаем.
Систематизация этих представлений рано или поздно, но окончательно формирует символическое восприятие космоса, в следствии с чем образуется смысл говорить о мифологии, мифологиках и мифологиях, или попросту “о чём”, где “что” есть существительное, то есть “ничто”.
Миф — это ничто конкретное, или конкретное ничто есть миф, а стало быть и конкретное воспринимаемое существительное. Потому миф есть форма того самого условия, необходимого для принятия конкретного “когда” дома ничего.
Понятно, что миф только во времени, его форма отпадает когда мы рассматриваем ничто, что с позиции восприятия времени понимается как метамиф.
Ничто как метамиф с позиции интегрированного во время субъекта представляет собой силу смыслов, понимаемых чувственно, а потому только представляемых, но являемых объективно в каждом конкретном мифе. В этом смысле метамиф деконструируется на множество мифов, и в то же время всякий миф состоит из метамифа.
В этом условии представление о “ничто” формирует субстантивный космос времени и вневременья, где одно проистекает в другое, будучи различным между собой. А значит интеграция во времени позволяет воспринимать мир как время, пространство и ничто в пределах единого гармонизирующего в-себе-пространства.
Значит интеграция в какое-то время не позволяет покинуть пределы космоса, так как именно нахождение себя
