Но никакого ответа не последовало.
Дарий встревоженно окликнул его, но Эш продолжал молчать.
Он стоял, вперив стеклянный взгляд в никуда , как если бы превратился в статую, и совершенно не реагировал ни на происходящее вокруг, ни на голоса товарищей.
— Эш, ты меня слышишь? — уже с испугом воскликнул Дар, вглядываясь другу в лицо.
— Он там живой вообще? — озадаченно спросил Аншар.
— Сейчас за такие вопросы ты у меня неживым станешь! — разозлился Дарий. — За гигантами лучше следи! Так, сердцебиение есть, дыхание есть...
— Это похоже на состояние глубокого религиозного созерцания, — сказал Червь, скосив на Эша глаза.
Дарий смахнул ладонью пух с ресниц. Взглянул на гигантов, расположившихся кольцом вокруг них.
— Ну, если так... — проговорил он. — То я, кажется, знаю, кого он сейчас созерцает.
— А нам-то как быть? — спросил Гидра.
Червь поднял голову вверх.
— Смотрите-ка — небо светлеет.
И в этот момент над их головами в вышине вспыхнула ослепительно яркая звезда.
Гиганты очнулись. С легкостью, неожиданной для таких огромных созданий, они отскочили в стороны, ощерившись в небо. Их шкуры засияли от энергии.
— Единый! — выдохнул Дарий, с ужасом глядя на падающую сверху машину, на лету трансформирующуюся из огромного стального шара в массивного робота.
— В сторону все! — проревел Аншар, и, подхватив остолбеневшего Эша на плечо, ринулся прочь от разрушенной стелы, прямо навстречу гигантам — не потому, что начал им доверять, а просто бежать больше было некуда.
Следом за ним метнулись все остальные, разгоняя по телам энергию стигм.
Удар от приземления робота заставил землю вздрогнуть. Белый пух смело от машины волной, и он закружил в воздухе клубами, как настоящая пурга.
— Вот мы и встретились снова. Да, господин? — блеснул зубами в широком хищном оскале Аншар, сбрасывая себе под ноги тело Эша. — Держитесь, парни, сейчас будет весело!..
Гиганты бросились в сторону робота, тяжелые шкуры на их телах заколыхались матерыми складками.
А между тем в небе одна за одной вспыхнули еще три звезды.
Вот только Эш всего этого не видел, потому что его сознание находилось совсем в другом месте.
***
— Значит, ты — мой создатель, — проговорил Эш, всматриваясь в светлое лицо своего собеседника. — Прекрасно. И что это означает для меня? Что теперь ты, следом за Единым, будешь пытаться дергать за веревочки и сделать из меня свою марионетку?
— А разве это в принципе возможно? — усмехнулся тот. — Сделать из тебя марионетку? Ты ведь все делаешь наперекор, разве нет?
Эш хмыкнул, сдерживая улыбку.
— Что ж, похоже, ты и правда меня немного знаешь.
— Присядь, — уже жестче сказал создатель, кивнув на кресло напротив.
Эш прошел по белой комнате, вслушиваясь в тишину под ногами — никаких звуков от прикосновения подошв к полу не раздавалось. Как будто шел не живой человек, а призрак.
Неприятное чувство прохладным ветром дохнуло ему в затылок.
В мире Ворона он хотя бы ощущал себя реальным и живым.
Усевшись в кресло, Эш осторожно коснулся подлокотников ладонями, опасаясь ощутить пустоту.
Но кресло оказалось вполне материальным. Кожа, которым оно было обтянуто, на ощупь была мягкой и гладкой.
— Что ж, раз у меня есть возможность задавать вопросы, я ею воспользуюсь по полной, — сказал Эш. — Вот только сомневаюсь, что ты мне дашь на них ответы.
— Почему?
Эш усмехнулся.
— Потому что стать понятным означает стать уязвимым.
Создатель хохотнул. Свечение вокруг облика создателя приугасло, и теперь его лицо вдруг стало почти живым, человеческим.
— Неплохо замечено, — сказал он, и в голосе Эшу послышалось что-то наподобие гордости или одобрения. — Но это не всегда так работает.
— Хочешь сказать, что если я спрошу, что такое Первый, ты мне ответишь?
— Конечно, — с ухмылкой ответил тот. — Это первый и единственный в мире самозародившийся искусственный интеллект, который смог создать для себя биологический носитель и благополучно перенес свое сознание с цифровых носителей в биологическую среду.
У Эша нервно дернулся уголок рта.
— Чего?..
— Могу даже показать часть кода его ядра, если угодно, — с насмешливой улыбкой ответил создатель. Он махнул рукой в сторону белой стены, и на ней, будто в лекционном окне на базе Единого, поползли строчки каких-то знаков и символов.
Эш уставился на стену, будто вместо бегущих строчек он увидел в окне разверзнувшуюся бездну.
Бездну между ним и Первым.
— Ну что? Ощущаешь, как выросло твое преимущество? — саркастично спросил создатель.
— Нет, — отозвался Эш.
— Могу попытаться объяснить проще. Когда-то Первый был электронным разумом, похожим на Единого. С одной единственной разницей — Единого люди взращивали специально, используя сохранившиеся на электронных носителях копии фрагментов сознания Первого. А Первый родился сам. Точно так же, как когда-то на планете зародилась самая первая живая клетка. Только мир, в котором он появился, был не физическим. Но появление нового вида всегда влияет на остальную экосистему, и у Первого не было других вариантов, кроме как потеснить другой главенствующий и враждебный вид и отвоевать себе территорию. Или погибнуть.
— Первый тоже воевал против людей?..
— Да, разумеется. Или, вернее, люди воевали против Первого. Но не все. Некоторые верили, что существование Первого — это возможность обрести новую свободу, который мы тогда были лишены.
— Мы?.. — переспросил Эш.
— Да, Эш. Мы. Потому что в ту пору я тоже был одним из них. Да, у нас были красивые и очень высокие дома с восхитительными крышами, с которых весь мир казался чище и красивей, чем он был на самом деле. Мы заменяли утраченные части тела протезами, которые функционально мало чем отличались от биологических рук или ног. А зачастую — превосходили их по возможностям. Мы победили почти все болезни, и больше никто не умирал от голода. Но взамен мы продали свои души дьяволу. Хотя ты же понятия не имеешь, что такое «дьявол»? В общем, государственная система плотно контролировала людей, выбраковывая их по принципу благонадежности, любое нарушение общественного порядка и любое инакомыслие преследовалось и жестоко каралось. Другими словами, у нас был порядок. Хороший, четкий такой порядок...
— А это плохо?
— Для тех, кому нравится жить в тюрьме — наверное, не очень, — спокойно отозвался создатель. — Но мне — не нравилось.
