— Да, перед Камышовским разливом.
— А что в самом Вилоне сейчас творится, не знаете?..
Стражник с женой переглянулись.
— Даже не знаю, как тебе ответить, — сказал воин. — По-моему, никто не знает, что там на самом деле творится...
У Ларса внутри стало вдруг горячо. Усталость мгновенно растаяла.
— Что там?!
— У тебя в этом городе кто-то из близких? — сочувствующим голосом спросила женщина.
— У меня там сын! — выпалил Ларс. — Так что в Вилоне? Тоже гиганты?
Стражник кашлянул.
— Ну, точно я тебе сказать не могу — своими глазами я ничего не видел. Но говорили, что там... какие-то одержимые твари напали на город. В железной броне. Больше ничего не знаю.
На мгновение Ларс будто застыл.
И все вокруг — костер, замерзшее поле, люди и собственная боль будто отодвинулось далеко-далеко, оставляя после себя только мертвую пустошь бесчувствия.
— Спасибо за костер, — хмуро проговорил он, наконец, убирая так и не раскуренную трубку обратно в карман. — Поеду я.
— Слышь, там, может, все еще нормально сложится, — неловко попытался подбодрить его стражник. — У них там глава — Атон из Сандоса, умный старик, не то что наш Хорек, который заставлял людей против гигантов выходить, будто мы — заставные стигматики с переднего края! Думаю, он нашел способ людей живыми вывести.
Ларс молча хлопнул его по плечу, поднялся и пошел отвязывать коня.
— Доброго пути тебе, и пусть твой сын окажется живым! — крикнула ему в спину женщина.
Но Ларс ее уже не слышал.
Он понимал, что теперь торопиться уже не имеет смысла. Потому что все самое страшное, что могло произойти, или уже произошло, или по каким-то причинам все-таки не случилось. И в любом случае он уже никак не сможет повлиять на исход.
Но не торопиться он не мог.
Поэтому, с размаху ударив коня по крупу ладонью, Ларс рванулся в ночь.
Снег между тем перестал, а ветер, напротив, только усилился. Небо медленно светлело и очищалось от туч, и теперь пространство вокруг просматривалось без труда. Никаких путевых камней или силков по близости видно не было, так что Ларс мог наполнить энергией стигмы уставшего коня, не рискуя вызвать на свою голову тучу ненужных проблем.
К полудню он добрался до пролеска, известного как Камышовский могильник. Вот уже много лет в эти места, заболоченные большую часть года, приходили подыхать раненые и ослабленные одержимые твари. Что за неведомая сила влекла их сюда, никто не знал. Но место считалось гиблым и проклятым, так что вынужденные путники после проезда через него даже расчищали коням копыта от скверной земли, прежде чем ехать дальше.
Обычно здесь каркало только вечно голодное воронье. Но сейчас сквозь шум ветра и скрип старых стволов от могильника доносилось тоскливое подвывание и стон.
Поколебавшись, Ларс пустил коня в объезд — умирающие звери непредсказуемы, а у него не было ни желания, ни времени утихомиривать их мечом.
Миновав пролесок, он спустился к устью реки Камышовки и по ветхому мосту осторожно перебрался на другой берег.
Отсюда до Вилона оставалось уже рукой подать.
Поддав коню под бока, он помчал вперед по нехотя оттаявшей под неласковым солнцем тропе.
Вскоре ему по пути стали попадаться туши одержимых тварей и обломки машин — выломанные клешни, опоры, раздавленные корпусы.
На перекрестке он увидел сожженные дочерна телеги, запряженные обожженными насмерть лошадьми, и больше двух десятков человеческих тел, среди которых особенно выделялись два совсем крошечных.
Была ли это отставшая группа горожан, или, наоборот, первые из числа попытавшихся уехать прочь, предположить было невозможно.
Не останавливаясь, Ларс промчал мимо, по направлению к городу.
И, наконец, его взгляду открылись городские стены, над которыми с громким карканьем носились вороньи стаи.
Перед стенами рваным ранами зияли огромные земляные воронки. В проломах стен виднелись разрушенные обожженные дома и мертвые тела стражников на рыночной площади.
А еще — огромная серая туша гигантского волка.
Ларс остановился.
Сердце в груди будто расширилось до запредельных размеров и больше не помещалось под ребрами. Холодный воздух обжигал гортань и не давал надышаться.
Наконец, Ларс тронул коня, и тот неспешным шагом въехал в мертвый город.
А прямо напротив въезда, на лобном месте, сверкал шпиль, сорванный с ратуши и воткнутый наискосок в деревянный эшафот.
На верхнем конце двухметрового шпиля висело насаженное на него тело мальчика — босого, в черных охотничьих штанах и белой рубахе. Руки его были связаны. Пустые глазницы смотрели вдаль — туда, где был его отец вместо того, чтобы быть здесь.
Ларс остановил коня.
Спешился, поднялся на эшафот и, ухватившись руками за шпиль, с глухим рычанием вырвал его из деревянного настила. С телом собственного сына на конце железного древка Ларс спустился по ступеням вниз и опустил свое страшное знамя на землю.
Потом подошел к юному мертвецу и бережно снял его с железной пики.
Мальчик лежал на земле — совсем белый, будто замерзший в тонкой белой рубашке с огромным кровавым пятном на груди.
Ларс разрезал ножом веревку, которой тот был связан, и присел рядом. Стащил с руки перчатку и вытер капли растаявшего снега с твердого и холодного лица сына. Потом вытер лицо себе.
Несколько минут он сидел, не двигаясь — не потому, что молился, или отдавал дань почтения умершим. Просто он не мог пошевелиться, и все. Пламя в груди медленно угасало, оставляя после себя мертвую пустошь, присыпанную тем самым снегом, остатки которого сейчас холодили ему ладони.
— Вот и зима пришла... — проговорил, наконец, Ларс, поднимая глаза вверх, к холодному синему небу.
А в небе с жадным карканьем кружили вороньи стаи, будто той пищи, что дал этот город, им все равно было мало и они не насытились.
Глава 1
Черное грозовое небо Иркаллы снова и снова вспыхивало молниями.
Гиганты продолжали стоять на отдалении. Агрессии они не проявляли, но и уходить явно не собирались. И стигматики, обернувшись друг к другу спинами, тоже замерли в выжидающей позе, готовые в любой момент защищаться.
Черное грозовое небо с треском раскроила ослепительная голубая молния.
— Что нам делать?! — истерично воскликнула Птица, вздрогнув всем телом от удара грома. — Они же нас убьют... Они нас убьют!..
— Заткните ей рот чем-нибудь, или я оторву эту крикливую голову, — злобно прошипел Аншар. — Слышь, тринадцатый?
