ловко уклонившись от огненного шара, что прожег в стене сквозную дыру наружу.
Дальнейшие события развивались быстро и беспощадно. Заказчик «Золотого беляша» перешел в контрнаступление, двигаясь стремительно и неотвратимо, как молния. Два разбойника не успели даже сабель обнажить, как уже лежали на полу одной большой кучей теплой человечины. Навстречу герою выскочил один из адептов «Черного клана», взмахнул кинжалами и закричал с сильным акцентом:
– Я твоя живот резать, кишки вынуть, в казан варить, тебя ими кормить!
После чего, с диким криком, прыгнул на героя, как обезьяна на пальму. Пальма оказалась с характером. Герой крутанулся на месте, и на подлете отрубил адепту правую ногу. Крик ярости сменился воплем боли и отчаяния. Покалеченный убийца грохнулся на пол, выронил кинжалы, но, не желая сдаваться так легко, попытался подползти к обидчику и тяпнуть его зубами за мягкое место. Увы, он не знал, что у настоящего героя все места твердые, как дамасская сталь, и кусать их совершенно бесполезно – только зубы поломаешь. Впрочем, выяснить это на личном опыте адепту не довелось. Какой-то милосердный субъект, пробегая мимо, легонько стукнул его по голове двухпудовой палицей с железными шипами. Милосердного, в свою очередь, достал герой – рубанул мечом так, что снес половину головы. Жить дальше без волос ушей и мозга обладатель палицы не смог.
На мечника налетели трое наемников, все тертые во многих местах калачи, битые жизнью по эрогенным зонам, сорвиголовы, оторви руки и поломай позвоночник. Первый попытался достать героя топором на длинной ручке, одновременно планируя подлейшим образом ткнуть противника в живот кинжалом, что держал в левой руке. Однако план провалился, не успев начаться. Вместо того чтобы парировать удар топора, герой прыгнул через стол, метнулся к стойке бара, схватил с витрины бутылку коллекционного коньяка сорокалетней выдержки, и одним махом осушил ее. Этот коньяк давно вызывал безудержное слюнотечение у всех постоянных клиентов, они даже потихоньку копили деньги, дабы однажды заказать его и отведать хоть по глоточку. И вдруг такое! Мечта всей жизни ушла в утробу залетному выскочке.
После того, как герой употребил, убить его захотели все, в том числе и хозяин заведения, мужик степенный, важный, со всеми одинаково вежливый, однако умеющий выбить компенсацию ущерба из кого угодно. С диким ревом он опрокинул стойку, сорвал со стены секиру, и обрушил страшный удар в то место, где только что стоял герой, а ныне осталась валяться пустая стеклотара. Лезвие секиры глубоко погрузилось в доски пола. Хозяин заведения рванул его на себя, так что на шее вздулись могучие жилы, а чуть ниже и сильно сзади от перенапряжения просыпался мелкий горох, но вдруг прямо под потолком что-то громко хлопнуло, а затем во все стороны хлынула лавина огня. Завсегдатаи шарахнулись от жара и пламени, хозяин таверны, с обгоревшей бородой и волосами, придерживая тлеющие в промежности штаны, опрометью бросился к выходу. Во дворе стояла большая бочка для сбора дождевой воды – самое место охладить разгоряченную плоть. Но не успел он сделать и трех шагов, как чья-то шкодливая рука невзначай всадила ему стилет в бок. Хозяин охнул, пошатнулся, и рухнул на колени. Его убийца, один из адептов, гаденько усмехнулся, но тут улыбка сползла с его лица вместе с сами лицом – один из наемников подкрался сзади, и пустил в ход ятаган. Наемник издал радостный клич, ибо труп выдался юбилейный, двадцатый, но радость его сменилась предсмертной агонией, когда один из охотников набросил ему на голову аркан, веревку перекинул через потолочную балку, и, навалившись всем весом тела, вздернул юбиляра. Наемник, хрипя и синея, бессильно сучил в воздухе ногами, не в силах дотянуться ими до пола. Петля глубоко врезалась в горло, бедолага пытался просунуть под нее пальцы, но все было тщетно. Лицо его посинело, язык вывалился, из распахнутого рта вместе с предсмертным хрипом полезла кровавая пена. С сапог на залитый кровью пол зажурчали два ручейка. Охотник возликовал (будет теперь, чем похвастаться в приличном обществе), но тут чья-то сильная и неласковая рука схватила его за плечо и рванула назад. Веревка выскользнула из пальцев, посиневший и уже почти опочивший наемник скорчился на полу, хрипя, кашляя, но упрямо дыша всем назло.
– Не тронь его! – заревел в ухо охотнику свирепый голос. – От него моя сестра беременна. Убьешь гада, кто ее, дуру, еще замуж возьмет?
– Мир не без добрых людей, – пискнул охотник, силясь украдкой дотянуться до ножа за голенищем сапога.
– Добрых? Ты мою сестру не видел! Даже этот на нее влез только после ведра первача и трех ударов дубиной по голове.
Пожар разрастался. Языки пламени лизали потолочные балки, перетекали по стенам, расползались по полу. Вдруг повалил удушливый черный дым – это занялась старая парадная доха почившего хозяина, доставшаяся ему в наследство от деда-ветерана, храбро сражавшегося на Горбатой горе девяносто зим назад. Затем зазвучали взрывы, сопровождавшиеся вспышками голубого пламени – всепожирающий огонь добрался до запасов самогона. Один из охотников бросился прямо в пламя, пытаясь спасти святое ценой собственной жизни. Но едва он подступил к стене огня, как та разверзлась, породив героя с мечом наперевес.
Удар – несостоявшийся спаситель самогона падает с прорубленной грудиной. Удар – нерасторопный адепт «Черного клана» лишатся головы. Удар – едва успевший прийти в себя наемник, тот самый, какового пытались удавить арканом, получает меч в брюхо.
Из темного угла, сверкая и извиваясь змеей, пронеслась настоящая молния, перерубила стол и продырявила стену. Из-под обломков стола вылез бледный, чуть живой от страха, прыщавый официант, быстренько доел попавшийся под руку пирожок с ливером, и, стараясь не отсвечивать, пополз к выходу. Вокруг него метались люди, звенела сталь, слышались предсмертные крики и торжествующий рев победителей. Огонь почти полностью охватил заведение. Едкий удушливый дым выедал глаза, но когда на пути официанта попался труп разбойника, уже обобранный и разутый, и когда он вдохнул аромат ног трагически скончавшегося лесного труженика, дым показался ему благовонием. Ноги разили наповал. Они были серые и страшные, с кривыми пальцами, увенчанными огромными черными когтями, вросшими в мясо. Присмотревшись, можно было разглядеть торчащие прямо из кожи хлопчатобумажные нитки – это проступали носки, навеки вросшие в плоть.
Смрад, исходящий от лап покойника, едва не лишил официанта жизни. Помутившийся от вони рассудок тщетно пытался вспомнить, что надо делать и как это делать. Рядом с ладонью паренька в пол вонзился бердыш с кусками чьей-то печенки, налипшими на лезвие. Печень была свежая, еще теплая. Такую бы, да с макаронами изжарить, добавить моркови, болгарский
