Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 17
мелькала лишь густая снежная рябь.
– Марка!!! Негодница! Слезай немедленно с подоконника, тут же холодно!!! – раздалось так громко и неожиданно, что девочка невольно вздрогнула, но уже через секунду оказалась в воздухе, а ещё через одну секунду – на полу. И пока Мара раздумывала, обидеться и пустить слезу или рассмеяться и из вредности попробовать залезть обратно, она опять осталась в комнате одна – Сонечка упорхнула обратно на кухню готовить ужин.
Софья Ивановна Зуева была здоровой деревенской девкой с толстой косой и добрыми, ласковыми глазами. Приехала она откуда-то из Калининской области6, из маленькой деревушки Подберезье, и уже пару лет, ещё с прошлой квартиры на Чайковского, числилась у товарища Морозова домработницей. Должность её, несмотря на свой буржуазный душок, была совершенно официально записана в домовую книгу по 6-й линии, 39. Возможно, нелегко представить, что двое обыкновенных учителей с обыкновенной учительской зарплатой могли себе позволить домработницу, причём не столько материально, сколько коммунистически-морально. Однако по тем временам ничего экстраординарного в этом не было. И правда: все только выигрывали от этой ситуации. Никого из четверых бабушек и дедушек Мары, положенных по правде жизни любому маленькому ребенку, в Ленинграде не было. Вернее, их уже вообще не было, всех четвертых. Но в Ленинграде их не было совсем. Кто-то остался в ныне вражеской Нарве, кто-то нашел покой в далёкой Вологде, кто-то лежал на маленьком сельском кладбище в Костромской области. Впрочем, Мара ничего про них не знала и знать, если честно, не очень-то хотела. Так и получалось, что сидеть с часто болеющим ребенком было совершенно некому, а деревенской девушке, приехавшей после школы в Ленинград, кров, стол и немного денег были совсем не лишними. Но условия проживания молодой советской семьи с домработницей вряд ли можно было назвать барскими. Вчетвером они ютились в одной небольшой комнате в двенадцать квадратных метров, в коммунальной квартире № 11. Это потом, уже после войны, Морозовы получат ещё одну – достаточно просторную —комнату, когда съедет соседка, Лариса Львовна Додон, будущий автор нескольких трудов воспитательного толка, а ныне аспирант института Герцена.
Для пятилетней Марочки, единственного ребенка в семье, Соня стала практически старшей сестрой: даже разница в возрасте у них была такая, какая вполне бывает между родными сестрами – всего пятнадцать лет. Маленькая девочка и простоватая деревенская девушка потом станут так близки, что именно Соне, а не маме, будет доверять повзрослевшая Мара свои сердечные тайны. Но, сохраняя иерархический порядок вещей, на закате жизни, рассказывая о своём детстве уплетающей горячие блины с варёной сгущёнкой внучке, она будет называть Сонечку «моя няня». И непременно улыбаться при этом.
Мара всё ещё раздумывала, лезть ли обратно на подоконник или пойти всё-таки полистать книжки, которых в маленькой комнате, служащей спальней, а также гостиной, кабинетом и детской, было непропорционально много. Но тут она услышала самый сладкий для детских ушей звук. Звук, который способен мгновенно высушить любые слёзы, оторвать от самой интересной игры, вырвать из мира самой захватывающей книжки. Скрип ключа в замочной скважине.
– Мамочка! – закричала Мара и вприпрыжку кинулась к входной двери.
Кира скинула сапожки, торопливо обняла дочку, чмокнула её в пульсирующий лобик, недовольно покачала головой и метнулась в комнату. Подставив скрипучий, чуть шатающийся стул, она потянулась к верхней полке шкафа, вслепую нащупала коробку, взяла её в руки и, не слезая со стула, отсчитала несколько бумажных купюр. Аккуратно поставив коробку на место, так, чтобы её было не видно из комнаты, Кира неаккуратно спустилась со стула и побежала обратно к входной двери. Мара наблюдала за всеми этими манипуляциями с немалым удивлением, успев повторить вопрос «Мамочка, а что ты делаешь?» раз десять, прежде чем Кира, стоя в дверях, потрепала дочку по стриженой под горшок головке и ласково сказала:
– Марочка, мне надо убежать по делам, я сегодня буду поздно. Скоро придёт с работы папа, скажи ему, что я в очереди в магазине, хорошо?
Мара кивнула и тут всё-таки решила, что самое время разреветься. Но Кира, громко крикнула, так, чтобы долетело до кухни:
– Соня, я сегодня буду поздно, пусть Фёдор Мефодьевич ужинает без меня! – выбежала из квартиры, не заметив уже навернувшиеся было слёзы в маленьких голубых глазах.
Найти Розу в дурдоме под названием Гостиный двор оказалось задачей непростой. За два часа Кириного отсутствия количество граждан, считавших, что один детский восторг стоит месячной зарплаты среднестатистичес-кого советского трудящегося, утроилось. Гвалт стоял такой, как будто «Большевик» играл с «Электриком», причем «Электрик» каким-то чудом выигрывал. Роза нашлась в конце первой трети длинного хвоста, тянущегося от детского отдела через центральный проход и теряющегося за углом. Кира обняла подругу, встала на её место и вздохнула: ночь предстояла долгая.
Спящая красавица в своём картонном саркофаге, укутанном в несколько слоёв «Красной звезды», пролежала на пыльном платяном шкафу 6 долгих месяцев. Она пропустила весеннюю капель, организованную бьющим в окна оранжевым закатным солнцем, лёгкий пух первой зелени Благовещенского сада, композиционно поддерживающей зелёные купола Благовещенского собора, и окончание учебного года – важной вехи в семье двух учителей. Запертая на ключ, провела в одиночестве июль и почти весь август, пока семья Морозовых отдыхала где-то далеко-далеко, на даче в Толмачёво, а Соня уехала погостить к родным в свою деревню. И вот наконец день пробуждения настал – 22 августа. День рождения Марочки.
В тот день маленький жаворонок, как обычно, встал раньше всех. Посмотрев на спящую рядом на раскладушке Соню, Марочка вскочила с постели, обогнула шкаф, отделяющий «спальню» от «детской», и с размаху запрыгнула на кровать к родителям. Те, приоткрыв полтора глаза на двоих, попытались было отвоевать положенные до звонка будильника полчаса, но сражение было быстро проиграно. Первым сдался самый слабый фланг в виде папы, который подхватил маленького главнокомандующего и несколько раз отправил его прямо под потолок. Фланг мамы держался чуть дольше, но капитулировал после того, как в уши полился оглушительный, визгливый детский хохот и низкий, сдержанный мужской.
Кира встала, накинула халат и обняла дочку, сидящую на руках папы.
– С днем рождения, доченька!
– Совсем большая уже! Сколько же лет тебе уже?
– Мне шесть! Шесть!
– Целых шесть лет? Не может быть! Такая большая?
– Ну, раз ты такая большая, у нас для тебя большой подарок…
Кира выразительно посмотрела на Фёдора. Тот подставил стул к шкафу, взгромоздился на него и, встав на цыпочки, рукой дотянулся до запылившегося свёртка.
– Это тебе, Марочка, открывай! – сказал он.
Нетерпеливыми, неловкими ручками именинница начала срывать один за другим газетные листы. Буквально
Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 17
