Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
компьютерной игры1. Лишь бы их всех расшвыряло от меня в разные стороны.
Не зря мне говорят, что я злой человек, и лицо у меня злобное, даже когда я в спокойном состоянии. Толпа начинает сторониться, потому что видит мою пугающую маску, получает от меня отрицательные вибрации. Вот так хорошо. Уже немного лучше. Даже дышать легче. Хотя все равно хочется убивать. Ну просто какой-то социально-опасный элемент для общества.
2. Дефект массы
Дефект массы – разность между массой покоя атомного ядра данного изотопа, выраженной в атомных единицах массы, и массовым числом данного изотопа.
И какой упырь станет назначать консультацию накануне экзамена на пять часов вечера? Ни один нормальный препод такого не сделает! – злилась я по пути домой в тот долгий, печальный, нервный вечер.
Электричка несла меня прямо в ночь, а я сидела в полупустом вагоне и думала над своим положением.
Казалось, сегодня самый грустный вечер в моей жизни, вечер, когда все, чем ты жил до этого, все, в чем был уверен, рушится в считанные секунды. И чьей, спрашивается, рукой, все это рушится? Чья рука так влияет на мою судьбу, так властно и в то же время пагубно? Я еще себя спрашиваю, чья. Ее, конечно – человека, который не играет никакой роли в моей жизни, но правит ею, как хочет.
И почему я это позволяю, спрашивала я себя. Почему я позволяю какой-то свирепой и вредной тетке решать, что в моей жизни будет, а чего не будет? Кто она такая – господь Бог, я сама? Если бы только она была добрее, немножечко человечнее, чувствительнее… с нею можно было бы договориться… Мечты! Глупые, несбыточные.
С другой стороны, она ведь тоже человек. Мне даже жаль ее становится: такие люди, как она, – без семьи, детей, лишенные простого человеческого счастья и даже возможности его обрести, – всегда вызывают жалость. Но ведь она сама сделала этот выбор: карьера вместо семьи. А теперь она кто? Старая озлобленная женщина, помешанная на своем предмете, уверенная непонятно кем в собственном величии и мудрости. И этой беспочвенной уверенностью она и вызывает у меня жалость, граничащую с презрением: ибо, по моему глубокому убеждению, корень есть у всего – и у добра, и у зла.
Кто я, чтобы так сурово судить ее, не прожив и половины того, что прожила она? Кто я, чтобы так кардинально и нелестно высказываться о ней? Я – это я; самой себе я царь и бог, и в своей голове имею право и судить, и осуждать, и калечить, и убивать, – нашептывало подсознание.
Со всей моей гуманностью, со всей моей любовью к людям и к этому миру, что я привила себе сама, не раз терпев разочарования и обиды; со всем моим стремлением видеть в людях лишь хорошее – я не могла, не умела, не видела и грамма доброты в этом человеке. Корысть, гордость, слепое самомнение, ханжество – разве это не грех? Ее вспыльчивость, ее злоба – так похожи на мои, но в то же время корни у нас с ней разные. Я стараюсь не говорить о людях плохо и не желать им зла. Но здесь было нечто совершенно иное: я мечтала, чтобы этого человека сбила машина, чтобы она слегла с тяжелой, неизлечимой болезнью, чтобы ее не стало.
Сама пугаясь собственных желаний, я задавала себе вопрос: а отчего все это? Лишь оттого ли, что я не допущена ею к зачету? Да быть того не может – слишком малое основание, чтобы желать смерти, особенно для меня. Я должна была попылить несколько часов и успокоиться, осознав, что виновата я, что сделанного не воротишь, и надо решать саму проблему, а не разбираться в ее причинах.
Но я не гасла: все ворочалась во мне злоба, превращаясь в нечто более страшное. Я наблюдала за этим действом внутри себя по пути домой, наблюдала и отворачивалась, когда догадка подкрадывалась все ближе. С такими мыслями – кем я стану? И кто я есть, что за чудовище, если допускаю их в голове? Спрашивала и – отворачивалась от ответов.
Предстояло еще объясниться дома: почему так поздно, как прошла консультация, все ли хорошо, что сказали о будущем зачете, как обстоят дела у одногруппников, готова ли я завтра сдать?.. И наврать, наврать на все эти вопросы, да с таким счастливым и уверенным лицом, чтобы даже моя мать, чующая ложь за версту, поверила мне и легла спать со спокойным сердцем, ни за что не переживая. Это единственное, из-за чего я не стану говорить ей правду: она не уснет, если узнает ее.
Она не умеет принимать такую истину, которая ей не по нраву, которая идет вразрез с ее порядком вещей: паранойя и страх опозориться перед всем миром сведут ее в могилу за одну ночь. И это безо всяких преувеличений. Подумать только: дочь отчисляется из университета. Да это ведь равносильно концу света в ее личной вселенной!
Она не понимает, что жизнь после такого краха может продолжаться, и вместе с ней, под ее давлением, этого не понимаю и я… Для меня теперь это тоже конец света. А я еще не хочу умирать: ни от взгляда мамы, раскрывшей мою ложь, ни от того, как она после этого изведет меня, на чем свет стоит.
В дом я шагнула с таким чувством, будто теперь в моей жизни начинается период самых страшных катастроф.
Вытащив наушники, слепила довольное, но немного уставшее лицо. Стала разуваться. Мама выпорхнула из кухни, прижимая полотенце к груди, вся в ожидании на лице; брат оставил компьютер и вышел ко мне в коридор, почесывая голову; только отца не было, да он, верно, дремлет под бубнящий об инопланетянах голос по РЕН-ТВ, как и каждый вечер.
– Привет, – улыбнулась мама устало. – Ну что, какие новости, не зря хоть съездила?
– Привет, – мы поцеловались, затем я обняла брата. – Все хорошо, ничего особенного не сказали. Так, чепуху молола, о том, что она полжизни отдала работе и воспитанию таких, как мы, бездарей.
– Ото ж! Зря только ездила! – мать возмущенно всплеснула полотенцем. – Есть небось хочешь, голодная, да? Пошли, я там плов приготовила.
– О! – мелкий оживился. – Я тоже сейчас приду. Только один бой еще сыграю, – и скрылся в доме.
– А где отец? – спросила я, проходя ну кухню и принюхиваясь.
– А где ему быть? Телевизор смотрит. Ну, как смотрит…
– Спит, – добавила я вместо мамы, и мы улыбнулись. –
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
