семье калеке не обрадуются, а в бедной-то… Лишний рот народился! Помощника нет, а едоков прибавилось!
Словом, для отца рождение дочки было сильным ударом. А для матери? И вообще: кто она, мать блаженной Матроны, эта крестьянка Наталья Павловна Никонова, жена бедняка?
Об отце памяти почти никакой не осталось (он умер в 1912 году, — кто же теперь упомнит такую старину!..) А вот Наталья Павловна преставилась в 1945 году, пережила с односельчанами и Германскую войну, и гражданскую, и коллективизацию… И немецкое нашествие, когда захватчики палили избы из огнемётов, и себинские не месяц и не два вынуждены были жить в подвалах и землянках… И все были на виду, и обо всех знали, что за человек, каков он на излом, каков в беде… Так вот, о Наталье Павловне вспоминали: «Ангел — не человек! Кроткая была, как голубка!»
Ну что ж, на серебряной яблоне — золотое яблочко, у кроткой голубки — святая дочка…
Но и для кроткой Натальи Павловны рождение дочери-калеки явилось страшным ударом. Ведь что ни говори, а жить-то надо, работать надо, хозяйство тянуть. Мужик из последних сил в поле надрывается: тут бы и помочь ему, накормить послаще, одеть потеплее, — но нет, всю заботу будет оттягивать на себя калека: как слепую без присмотра оставишь?..
И с горя решилась Наталья Павловна на дело нехорошее: отдать дочку в приют, — в благотворительный приют князя Голицына, расположенный в соседнем селе Бучалки. Отец, надо думать, не возражал.
2. ЯВЛЕНИЕ МИРУ
Всё же сдать в приют своего родного ребёнка? — решиться на такое было не легко. И родители не спешили: во всяком случае сперва следовало окрестить девочку. В назначенный день понесли младенца в Успенскую церковь. И представьте себе: идут Дмитрий с Натальей, — навстречу им односельчане… Все уже наслышаны, что Никоновым опять не повезло, что теперь не выбраться им из нищеты до самой смерти. Кто-то сочувствует, кто-то и злорадствует, — не без того: «У добрых людей и дети, и хозяйство — всё в порядке, — а у этих голодранцев всё не слава Богу! Верно неспроста их Господь наказывает!» Кто-то даже так высказывается: «Ничего, мол, Наталья, четверых схоронила, схоронишь и пятого! Девка-то видно, что не жилец, долго вас объедать не будет!» Наталья плачет и слёз не прячет, Дмитрий молча злится.
Вот пришли в храм, (а храм в Себино очень красивый, бело-голубой, с высоким фонариком, стоящим на широком куполе). Служит отец Василий из соседнего села, из Борятино, что в 5 км от с. Себино — батюшка редкий: сам большой молитвенник, и в народе почитавшийся почти как святой. Не так давно вернулся отец Василий с войны турецкой войны: полковым священником служил, видел и кровь, и слёзы… Он не стал сразу наступать на родителей с укорами да с поучениями: он крестьянскую жизнь не понаслышке знал. Он принял ребёнка на руки, осмотрел…
— Это что у девочки на груди? Как понять? — спрашивает. — Словно крестик под кожей…
— Она родилась такой, — объясняет Наталья. — Косточки у неё крестиком выступают. Калека — вот и кости растут, не как у людей…
— Ну, мать… — говорит отец Василий. — Что-то я таких калек прежде не видел… Ладно, посмотрим, что Господь укажет…
Началось таинство крещения, — да не в самом храме, а в церковной сторожке, где стояла купель. Нарекли младенцу имя — Матрона в честь святой Матроны Константинопольской. К слову сказать, эта древняя византийская святая известна тем, что оставив мужа и дочь, ушла в мужской монастырь, выдавая себя мужчину-евнуха, а чтобы не раскрылась её тайна, приняла на себя подвиг молчания… Тут прямых совпадений с житием Матроны Московской как будто и нет, но вышеестественность судеб обеих праведниц и особая, невозвратная отторженность их от мира — совпадают… Помните, как капельки масла плавают в воде, не сливаясь с нею, — так и обе Матроны: одна и монастыре живёт, а монахам не товарищ, другая и окружена православными друзьями и почитателями, а судьба её — совсем иная, ни в чём не похожая на обычную человеческую судьбу…
Впрочем, не будем рассуждать о делах столь высоких, вернёмся в Успенский Себинский храм, в сторожке которого крестили слепенькую девочку Никонову. Дошло дело до главного: погрузил отец Василий маленькую Матронушку в купель, — и люди глазам своим не поверили… От купели, словно от кадила, к потолку встал ровный столб светлого, благоуханного дыма. Все смотрят друг на друга, у всех в глазах читается: «Не почудилось ли мне?» Но нет, ни зрение, ни обоняние не лгут…
Прервав таинство, отец Василий невольно прошептал: «Сколько народу крестил, — а такое вижу в первый раз!..» Потом, завершив обряд, начал он расспрашивать Наталью: как девочка родилась, и чем успела себя показать.
— Да что ж, — говорила Наталья, — ребёночек, как ребёночек, только что слепая… Как младенец себя показать может? Одно скажу: перед самыми родами сон мне приснился странный. Как будто садится мне на плечо птица… Таких и птиц-то не бывает… А глаза у неё закрыты… Ох! Так что же это? Это не Матронушка ли мне являлась? Как же я раньше-то не поняла?
Ни слова не ответив плачущей Наталье, отец Василий поднял Матронушку над головой и громко сказал:
— Православные, вы меня слушаете? — и ещё выше поднял девочку. — Видите, кого Бог послал нам! Это дитя от Бога. Этот младенец будет свят! Она со временем встанет на моё место!
И только после этого обратился к родителям:
— Вы, значит, в приют её собрались отдавать?
Наталья едва ответила сквозь слёзы:
— Не знаем сами… Сердце не на месте… Да ведь не выжить нам…
— Вы это бросьте! — говорит отец Василий. — Девочку берегите, храните её пуще глаза, чего она захочет — тотчас исполняйте, а если сами не сможете, — тут же бегите ко мне, я всегда помогу. И не бойтесь ничего: с этой девочкой Господь вас не оставит.
И как камень упал с души у Натальи и Дмитрия. Понесли Матронушку домой совсем с другим настроением, чем в церковь шли. И то сказать: не от хорошей жизни и не с радостью решили они отказаться от родного дитяти, — а теперь и надежда появилась, и тьма перед глазами рассеялась. Авось Господь не оставит!
К этому рассказу стоит
