ночь в отделении.
К утру Змеевиков пришёл в себя. Увидев Пал Палыча, он едва не кинулся ему в ноги с мольбой взять его пол арест и конфисковать его самогонный аппарат.
Поехали домой к Змеевикову.
Пал Палыч ступил в комнату и застыл. Никогда раньше в этой комнате не водилось такого порядка и такой чистоты.
А Змеевиков снова заговорил без умол ку о том, что сил его больше нет, что заел его совсем железный гад, что лучше бы гада конфисковать или того лучше, его самого арестовать, только бы не видеть этого гада больше.
— А что за «гад железный»? — спросил Пал Палыч.
— Да аппарат мой новый автоматизированный. В сарае стоит да пыхтит круглыми сутками. Добро бы ещё спирт чистый гнал, а то ведь переводит его на всякую дрянь. И мне уже почти год выпить не даёт. Да и не на что — все деньги теперь у него.
— Дайте-ка, Иван Семёнович, на чудо техники взглянуть.
— Да, в сарае он… — вздохнул Змеевиков. — Знаете, как пройти.
Пал Палыч со Свистуновым вошли в сарай и второй раз за утро застыли от удивления.
Если это устройство и называлось самогонным аппаратом, то только потому, что могло контролировать процесс производства спирта. Собственно сам спиртоделательный аппарат стоял в углу. Том самом, где Иван Семёнович держал все свои прежние. Но то, что им управляло… Натуральный робот. Шасси с шестью колёсами; корпус в виде кирпича поставленного на попа; четыре железные руки; голова с шестью разнокалиберными объективами и микрофонами торчком.
Башка робота повернулась на скрип двери и на пару секунд уставила свои паучьи глаза на вошедших. Затем потеряла к ним интерес и вернулась к работе.
Пал Палыч и Свистунов понаблюдали ещё немного неторопливую и чёткую работу аппарата и вышли во двор.
— Пал Палыч, — сказал Свистунов едва закрылась дверь сарая, — вы не заметили?
— Что?
— Надпись мелкую на корпусе: «НИИ Трансмаш».
— Это что? Военный институт?
— Так точно. И занимаются там помимо всего танками. В том числе телеуправляемыми, роботизированными и даже с искусственным интеллектом.
— Так это?..
— Всё может быть, Пал Палыч.
— Да. Надпись я не заметил. А вот что у него за коробка на закорках.
— Модуль спецсвязи.
— Это ведь секретно… Откуда знаешь?
— Я радиолюбитель, Пал Палыч. Эфир слухам всякими полнится. И картинками всякими тоже[2].
— Это что ж выходит? Этот железный зверь может позвонить на любой телефон Советского Союза и отстучать телеграмму на любой телетайп?
— Если у него в памяти есть полный список номеров, то запросто.
— Неужели, Свистунов…
— Похоже на то, Пал Палыч…
— Только вот как он находил Змеевикова?
— Наверное, напоил его сначала до бесчувствия и передатчик в него запихнул. Миниатюрный, раз Змеевиков о нём даже не заподозрил.
— Фантастика… — выдохнул Пал Палыч. Вошли в дом.
— Видели гада? — встретил их Змеевиков. — Жмот. Даже шкалика выпить не даёт, всё на антифриз и тормозуху переводит. А сначала целый литр принёс на пробу. Спирт чистейший! Я на радостях тогда нарезался. Утром в себя прихожу, лежу на столе мордой вниз и чую что-то побаливает возле правой лопатки. А гад этот возле трётся и говорит мне: «Всё в порядке. Вы вчера упали напоролись на гвоздь, но беспокоиться не стоит, я обработал рану и зашил. Всё будет хорошо, только полежите немного». И показывает мне рубашку с майкой в крови и распоротые на спине.
Свистунов и Пал Палыч переглянулись.
— Заботливый гад. Опохмелиться дал и яичницей с помидорами накормил. Ну, думаю, повезло с покупочкой, жены не надо. И всё. С тех пор у меня и капли спиртного во рту не было… Нет, вру. Было. Хлебал на стороне. Так этот гад мне каждый раз укольчик делал. Не знаю, что за гадость он мне вкалывал, только от неё трезвеешь враз, и на душе так пакостно делается, что хоть пол грызи, хоть шакалом вой, хоть на подтяжках вешайся. Нигде ничего не болит, но состояние хуже десяти похмелий. И упаси тебя Бог после этого спиртное в рот взять — блевотой чуть не наизнанку вывернет.
Короче, захомутал меня гад.
Чтоб этим очкарикам пусто было! Расписали мне всеми красками самогонный аппарат… Автоматизированный… Круглые сутки работает… Аккумуляторы заряжать не надо, встроенные батарейки и за пять лет не иссякнут. Знай только сырьё ему подавай… Ухода никакого, сам о себе позаботится… Постоянный контроль качества продукта… Я, дурак, и раскатал губу.
Пал Палыч, Бога ради, конфискуйте его. Или меня арестуйте… Или пристрелите. Сил больше нету.
Пал Палыч поглядел на Змеевикова и вздохнул.
— Не могу, Иван Семёнович. Не за что.
— Как это не за что?! — вскричал Змеевиков.
— Нет состава преступления.
— Но ведь все знают, что я!..
— Так ведь сажают не за репутацию, а за дело. А дела-то как раз и нет.
— Как так нет?!!
— А вот так. Что твой аппарат делает? Антифриз и тормозные жидкости. Продукт технический, для питья не пригодный. Следовательно, привлечь за самогоноварение я не могу. Образцы твоей продукции были отданы на экспертизу. Рецептура нестандартная, но эксплуатационные качества жидкостей соответствуют ГОСТу. Привлечь за несоблюдение государственного стандарта тоже не выходит. За некачественную продукцию привлечь? Так ведь слава о твоём антифризе идёт самая добрая. Шофера-сибиряки за ним сюда приезжали, не ждали пока родное автохозяйство закупит.
Змеевиков тихо взвыл.
— И вообще, хватит ерундой заниматься, — продолжал Пал Палыч. — Иди лучше и оформи своё нынешнее дело как кооператив.
Олег Пелипейченко http://pelipejchenko.livejournal.com
Последний матч
От редакции: А герои этого рассказа стали свидетелями невероятного, немыслимого и совершенно непредставимого события. После такого не то что снег пойдёт зимой или Солнце встанет на Западе, а конец света наступит.
«Олимпийский» был заполнен до отказа. Посторонний наблюдатель наверняка удивился бы тому, что человеческая масса не переливается через край чаши огромного стадиона. Люди всеми правдами и неправдами просачивались через тройной милицейский кордон и, словно тараканы, забивались в любые щели, чтобы хоть одним глазком увидеть матч века — финал Евро-2012.
Сборная Германии, с огромным трудом вырвавшая победу в полуфинале у сборной Сан-Марино по пенальти, выходила на поле в мрачном, но боевом настроении. Этот чемпионат побил все рекорды по количеству сенсаций: фавориты один за другим, словно
