– Кто хоть этот Ноэ? – буркнула Ора, заставляя себя выпрямиться.
Правда, усилий для этого потребовалось не мало, но гордость служит отличным костылём, даже когда жить совсем не хочется.
– Понятия не имею, – равнодушно пожала плечами Мира. – Но не жадный – это точно. Подарки на самом деле знатные. Ты бы посмотрела, может, не так кисло станет?
Но Ору хватило лишь на то, чтобы головой помотать – любоваться треклятыми дарами ей сейчас хотелось меньше всего.
***
Крипта Дома Ледяной Росы находилась, естественно, под храмом Шестерых и Одного, но поскольку в святилище мистерий не проводилось с тех пор, как в Закатное небо отправился старый фламик[5], а было это без малого лет пятнадцать назад, пробраться туда оказалось непросто. Двери храма, хоть и не запертые, открываться не желали, лишь ворчливо скрипели почти прикипевшими петлями. А когда Ора всё-таки сумела приоткрыть щель, в которую умудрился пролезть, оцарапав всё, что только можно, дорогу ей перегородила баррикада, сложенная из скамей, сломанных сундуков, погнутых канделябров и только Древо знает какого ещё хлама.
Но и за горой рухляди идти стало не проще: крыша святилища обвалилась, засыпав пол отломками балок, битыми кирпичами и целыми пластами извёстки и всё это богатство успело густо порасти мхом и вьюнками. Статуи, почти невидимые в нишах, были не в лучшем состоянии и проходя мимо Мудрой, Ора описала перед лицом круг не столько по привычке воспитанницы обители сестёр или по причине избыточной религиозности, сколько из-за обыкновенного страха: всё-таки нельзя так с богами, они ведь и оскорбиться могут.
Но вот на лестнице в крипту даже факела не понадобилось, косые лучи солнца, чуть зеленоватые из-за кружева плюща, через который им приходилось пробиваться, освещали стёртые, будто время выкусило и отполировало камень, ступени.
Роен спускалась осторожно, подобрав накидку воспитанницы едва не до колен, ведя рукой по стене. Знака она не разглядела – пальцами нащупала выбитые в плите сложенные ладони и падающую в них каплю. Ора выговорила тайное слово, почти не надеясь на успех, но светильники всё-таки послушно вспыхнули, сначала неохотно, но потом, будто просыпаясь, разгорелись ярче, заливая низкий свод неестественным голубым сиянием. Снизу дохнуло странным: не противно, не тлением, а будто палыми, но высохшими листьями.
Девушка откашлялась, отёрла испачканную пылью ладонь о юбку – здесь ей всегда было не очень-то уютно, но, наверное, живые к мёртвым потому и спускались, только когда совсем уж приспичит, что не их это место.
К счастью, Ложе бабушки было совсем недалеко от входа, за рядом пустых ниш, приготовленных для пока живых и ещё не рождённых.
На костяных негнущихся ногах Ора опустилась на колени, стараясь не смотреть за арку, забранную позеленевшей решёткой, на каменный постамент и смутно белеющий силуэт, с головой укутанный в саван. Роен сухо сглотнула, снова отёрла совершенно сухие ладони, вынула из кармана деревянные фигурки и дары: василёк для Девы, зёрнышко для Матери, шерстяную нитку для Мудрой. Уколов палец, сильно надавила, капнув кровью на Юного и Отца, рядом со Старцем положила кусок пирога, а Одного одаривать смысла не было, тут и так его царство. Последними высыпала из кулька на каменную плиту хлебные крошки.
Ора села на пятки, положив ладони на колени, которые, несмотря на выучку обители, уже начали ныть.
– Бабушка Роен, мать моего отца, ответь мне. Не знаю, что мне делать, подскажи, – попросила сдавленным шёпотом.
Роен опустила голову – из почтительности, а ещё потому, что вдруг показалось: фигура в саване за решёткой шевельнулась. И сбоку, из глубины крипты, дохнуло холодом, не зимним, а, скорее, пещерным, слежавшимся – это точно не примерещилось, потому что прядки на виске, выбившиеся из косы, шевельнулись и крошки на полу ожили, задвигались, крохотными букашками, сложились в руны: «Жди».
– Чего? – Ора облизала совершенно сухие губы, неловко уколов язык о кончик клыка. Во рту стало не только шершаво от невесть откуда взявшейся жажды, но ещё и медно-кисло. – Я не хочу замуж! Я хочу лекарем стать… Ну ладно, понимаю, пустые мечты. Но этот атьер мне и повитухой быть не позволит. Лучше с сёстрами в обители останусь, буду служить! Великое Древо, почему до меня раньше-то не дошло? Спасибо, бабуля, я…
Крошки снова замельтешили, только гораздо быстрее: «Не выйдет из тебя благословенной систры» – выстроились в надпись. Помедлили и «систра» всё-таки трансформировалась в «сестру».
Ну да, бабуля Роен и при жизни чрезмерной учёностью не страдала.
– Так что же мне делать? – растерянно протянула Ора, пялясь на крошки.
«Жди» – повторили руны. – «Всему своё время»
– Да я на самом деле дождусь, что меня запрут в каком-нибудь замке подальше и заставят рожать, как крольчиху.
«Жди?» – изобразили крошки и тут же поспешно исправились: «Жди!». А Ора наяву почувствовала, как в лоб ей довольно болезненно ткнулся сухой старческий палец с ороговевшим когтём, царапнул недовольно. «Уходи» – в последний раз стянулись рунами крошки, а следом рассыпались совсем невесомой пылью. А светильники вспыхнули ярко, едва не ослепив, и сразу же почти потухли, едва-едва теплясь.
– Спасибо за мудрый совет, бабушка, – пробормотала Ора, собирая фигурки с пола.
Хотела ещё кое-что добавить, но прикусила язык. В некоторых местах и ситуациях характер, которые сёстры упорно именовали «дурью», сдерживать стоит – этому-то её в обители обучить сумели.
Ора поднялась, сунула статуэтки в карман. Покосилась на соседнее Ложе, на котором спал прах её матери, но подходить не стала, лишь поклонилась, осенив себя кругом. Из глубины крипты снова дохнуло холодом, будто подталкивая, выпихивая наружу. Но Роен и понукать не стоило, по лестнице она едва не бегом бежала – всё казалось, что снизу, из темноты на неё смотрят неодобрительно, сердито.
Хотя с чего предкам довольными быть? Они наверняка тоже считали, будто Оре необыкновенно повезло, может даже выпрашивали у Шестерых такую судьбу, а она не оценила. Жди! Легко сказать! А как набраться терпения, если впереди сплошная беспросветная беспросветность?
Может, бабушка имела в виду, что когда Ора смириться, станет образцовой супругой и матерью, тогда и поймёт: вот оно, счастье? Говорят, у женщин так частенько бывает, мол, в девичестве мечтают невесть о чём, к алтарю их едва не волоком тащат, а потом ничего, довольны, как объевшиеся барсуки. Недаром же Она сначала из Юной превращается в Мать, и лишь после этого становится Мудрой.
Только почему-то Роен только при мысли о таком счастье передёргивало вполне по-настоящему. В крипте, под дыханием мёртвого холода не дёргало, а сейчас пожалуйста: хотелось как кошке всей шкурой тряхнуть и даже волоски на шее дыбом встали.
***
Зачем Ора лук прихватила, она и сама не очень-то понимала – охота ей никогда не нравилась. Конечно, злоба пополам с беспомощностью душили, но звери-то с птицами тут при чём? Да и деревья тоже. Вот и получилось, что оружие только мешало, цеплялось плечами за кусты и низкие ветки, грозя тетиву порвать. Правду говоря, и не жалко: тетива, сплетённая хитрой косичкой, вылежалась, жилы высохли до бумажной ломкости, расслоились, а запасная оказалась не лучше. Но это и не удивительно, ведь хозяйка три года налуч с колчаном в руки не брала, и только бесы знают, где они валялись.
