Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
не мог остановиться.
По-моему, Лёха обиделся.
* * *
А потом выпал на нас майор Карапыш, замполит дивизиона. Портрета его я здесь приводить не буду, поскольку портрет в точности соответствовал фамилии. Карапыш — он и есть Карапыш.
Хотя нет, вру. Никак это не могло случиться потом. Случилось это как раз перед нашей вылазкой в виноградники. Поймал нас политрук на плацу, поставил по стойке «смирно» — и приступил к перевоспитанию. Зловеще, с присвистом:
— Вы что творите? Ваши отцы кровь на войне проливали, а вы тут религиозную пропаганду разводите! Кто из вас леший?
Какая ж это, интересно, сука стукнула? Не иначе тот «шнурок»-узбек.
— Я, товарищ майор!
Ошалел Карапыш. Не ожидал он столь прямого, а главное — бесстыдно-го ответа. Видя, как начальство хватает воздух ртом, я сообразил, что мы рискуем лишиться нашего замполита, и пришел на выручку:
— Фамилия у него такая, товарищ майор! Леший.
Лёха поспешно полез в нагрудный карман френчика и предъявил в доказательство военный билет.
Карапыш ошалел повторно.
А на следующий день мы, как я уже рассказывал, посетили колхозные виноградники — и больше к Лёхе политрук не цеплялся ни разу.
Зато прицепился однажды ко мне. Конечно! Коли не владеешь уличным гипнозом, всяк норовит обидеть…
— Надо нарисовать плакат, — поставил он меня перед фактом.
— Товарищ майор, я не умею.
— Нет такого слова в армии — «не умею». Какое у вас образование?
— Незаконченное высшее, товарищ майор!
— В школе преподавали?
— Так точно, товарищ майор! В сельской.
— Ну вот! А чего ж вы тогда?
У меня был только один выход, и я им воспользовался: решил выполнить работу хуже некуда. Старался как мог. Клянусь, даже из-под кисти Остапа Ибрагимовича Бендера не выползало ничего более уродливого: буквы кренились в обе стороны, наезжали друг на друга и тут же разбегались навсегда. Для вящей убедительности текст изобиловал помарками, кляксами и грубыми орфографическими ошибками. Я бы даже сказал, цинично грубыми.
— Ну вот! — жизнерадостно вскричал майор Карапыш, увидев мое творение. — А говорил: «не умею»!
И приказал повесить это убоище на стенд.
* * *
Проснулся я, как всегда, минут за пять до утренней побудки, только вот с ощущением смутного беспокойства. Лежал, не шевелясь, под простыней и тревожно прислушивался к себе. А уж когда дневальный гаркнул подъем и рядовой Леший, вопреки обыкновению, наравне со всеми скатился с койки, кинулся к своей тумбочке и принялся судорожно влезать в штанины, я окончательно осознал, что день нам предстоит необычный и непростой.
В строй мы с Лёхой стали одновременно.
— Чего это ты? — тихо спросил я.
— Не знаю, — с трепетом отозвался он. — Что-то предчувствие у меня какое-то…
Предчувствие, похоже, одолевало всех. Даже вышедший к нам старшина Лень и тот выглядел на этот раз не слишком самоуверенно.
— Отдохнули за месяц? — с нервозной ехидцей осведомился он. — Жирок вокруг пупка завязался?.. Будем жирок растрясать.
И приступил к поверке.
— Ребята, что случилось? — шепнул я.
— «Дед» из отпуска вернулся, — прошептали в ответ.
— Какой «дед»?
— «Дед» Сапрыкин. Командир батареи…
О комбате мы с Лёхой были уже наслышаны, хотя еще не видели ни разу. В отпуск он ушел в тот самый день, когда мы появились в дивизионе. Личность настолько легендарная, что воспринималась нами как какой-нибудь, я не знаю, фольклорный персонаж. Мифологический. Вроде того же лешего.
Кстати, прозвище «Дед» применительно к офицеру — верх уважения со стороны нижних чинов. Все равно что присвоенный поручику солдатский Георгиевский крест.
На общем построении я комбата хорошенько не разглядел. Такая возможность представилась мне лишь на огневой позиции. «Дед» был приземист и громоздок, как Вий. Из-под козырька офицерской фуражки виднелись крупный бугристый нос, жестко сложенные губы и нечеловечески широкий подбородок. Казалось, подведут сейчас к майору кого-либо в чем-то виноватого — и прозвучит глуховатый подземный голос: «Поднимите мне козырек…»
— Всем разойтись, кроме майского призыва…
И остались мы, девять салажат, перед этаким страшилищем.
— Хрен знает кого уже призывать стали… — проворчал комбат. — Хромые, очкастые… — Чуть запрокинув голову, оглядел обмершую шеренгу. Взгляд его остановился на Лёхе.
— Рядовой Леший! — немедленно отрапортовал тот.
— Леший, говоришь?.. Что умеешь?
— Ничего не умею, товарищ майор!
Искренний ответ, но безрассудный. Хотя, похоже, комбата он даже позабавил.
— Ну а конкретно… Что именно не умеешь? В карты играть умеешь?
И я увидел, как рядовой Леший побледнел.
— Никак н-нь… Т-то есть… Так точ-ч… э-э…
— Два наряда вне очереди!
— Есть два наряда вне очереди! — с облегчением выпалил рядовой Леший.
* * *
Да уж, майор майору рознь. Это вам не Карапыш какой-нибудь. Впечатлил он меня. Сильно впечатлил. Что до Лёхи — тот был просто подавлен. Таким я его еще не видел.
— Слушай, по-моему, он меня расколол…
— Кто? Комбат?
— Ну да… Насквозь видит…
— Через козырек?
Крякнул Лёха, с досадой тряхнул стриженой башкой. Башка у него была, кстати, клиновидная, чуть сплющенная с висков.
— И на хрен я соглашался? — горестно молвил он. — Глядишь, еще бы кто по той опушке прошел… развязал бы… Главное, сидит сейчас где-нибудь в забегаловке, пиво, небось, пьет, а тут за него…
И я наконец разозлился:
— Слышь! Лёх! Завязывай, да? Хватит уже, наигрались в лешего…
Он лишь печально покосился на меня и не ответил.
— Короче, ты! Цыган… — начал я с подковыркой.
— Я не цыган!
— Ладно, не цыган… Леший. А комбата надурить — слабó?
Лёха вздохнул:
— Надуришь такого…
— А чего он тебя про карты спрашивал?
— Ну так меня ж почему связали и бросили? — взвыл Лёха. — В карты я у них выиграл! А они говорят: мухлюешь!..
— Лешие?
— Лешие!
И я вновь восхитился, как он, зараза, выкручивается!
— На что играли хоть?
— На белок.
— А ты правда не мухлевал?
Помолчал, посопел:
— Да так… немножко…
И я даже сам не заметил, как вернулся в прежнюю колею.
— Слушай, — сказал я. — Вот ты говоришь: сидит пиво пьет… Ну этот… настоящий Лёха Леший… Так он же теперь никто, получается! И звать его никак! Паспорта нет, прописки нет, на работу хрен устроишься… Два года скрываться? Нет, уж лучше отслужить…
— С таким комбатом? Ну на фиг…
— А долг Родине отдать?
— Да иди ты…
* * *
— Оу! Ты! Боец!
Чисто инстинктивно оправил ремень, обернулся. В курилке сидел рядовой Наумович, а рядом с ним стояло пустое оцинкованное ведро. Устремленный в мою сторону взгляд старослужащего показался мне сильно озадаченным.
Предчувствуя недоброе, приблизился я к курилке.
— Сядь, — велел Наумович и похлопал по доске.
Деликатно присел.
Рядовой Наумович — тоже «дедушка», но в отличие от рядового Горкуши куда более
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
