class="p1">Но были и те, кто шел сюда сам. Их было мало, их ловили и пытались лечить, но многие прорывались, и никто не вернулся назад. Пойманные говорили, что и их вела сила, похожая на страх, но сильнее страха, сильнее наркотической зависимости. И при первой же возможности пойманные исчезали. Ясно, куда все они шли.
То ли мы и правда истощили терпение матушки — планеты, то ли злые инопришлецы подгадили, то ли еще что, гадал я, ступая по бывшему полю. Справа — склон горы, прямо — лесочек виднеется, но туда, в лесочек, мы не пойдем, а возьмем левее, чтоб выйти к бывшему Научному городку, который я должен проверить на предмет слухов о живущих там бродягах. Хотя какие бродяги, если даже я, один на миллионы иммунный к действию Зоны, чувствую себя в этом вымершем мире мутно. И Рою, видно, мутно, но он-то промолчит.
Ветер дул западный, теплый и умеренный, и гнал этот ветер по голубому небу пушистые беленькие облака. Рой иногда приостанавливался и «внюхивался», как у нас с ним это называется, то есть вытягивал морду и недовольно фыркал, когда поток воздуха ерошил усы и бородку.
Шли мы меж холмов около часа, пока не показались первые признаки цивилизации в виде брошенной автомобильной камеры в редком сосняке у растрескавшейся ленты дороги. Уже почти на окраине Научного городка. Камера лежала явно с тех пор, когда здесь еще жили люди и потому, научно-практической ценности не представляла. Иной тоже. Мы шли по старым, дозоновским картам: спутники над Зоной необъяснимо слепли, а аэрофотосъемка по понятным причинам не проводилась — всем были памятны те вертолеты.
Когда-то Научный, как его называли, был одним из самых престижных районов города. Здесь жила элита — ученые, художники, музыканты, юристы, с началом реформ начали селиться банкиры. Росли новые и красивые краснокирпичные жилые корпуса, в сумрачных сосновых и светлых березовых рощах играли дети и гуляли влюбленные.
Все закончилось с катастрофой. Остались пустые коробки домов, здания институтов, запущенный Дендрарий и бывший Университет на горе Дальней. И теперь только одичавшие собаки бродили по окрестностям — на собак Зона отчего-то так не действовала.
Но вскоре нам пришлось убедиться, что здесь водится и кто-то иной. Куда как хуже…
Уже виднелись желтые и голубоватые громады домов за лесополосой, когда Рой тревожно засвистел. Его стальная фигура вытянулась в стойке на краю прогалины в кедровнике.
На трехметровой плешине голой сухой желтоватой почвы выделялось темное пятно. Около полутора метров в диаметре. И вокруг него неведомой силой были расшвыряны клочья темно-рыжей шкуры. Не было это похоже на останки собаки. Скорее, на то, что здесь растерзали корову. И унесли тяжеленную тушу с собой. Других следов каменно твердая земля не сохранила, и ни к чему было мне припоминать курс криминалистики и доставать инфравизор, который мог служить электронным микроскопом и биноклем.
Спокойно. Идем дальше.
3
Ох, не к добру я вспомнил Славко. Он был единственным из нашей группы, кто пропал без вести во время Паратского конфликта[5]. Нашу спецгруппу не должны были бросать в эту мясорубку, но выхода не было, санитарный конвой оказался под ударом, и ребят отправили туда.
Славянин был самым сильным экстрасенсом в группе, благодаря ему ни одна пуля не достигла бегущих медиков. «Татры» конвоя успели уйти из-под огня все, но серба так и не нашли. Он был красив и добродушен, наш неуклюжий смуглый Славко. «Громадянин» его прозвали. Мы любили его, хоть и поддразнивали южным выговором, и всегда покрывали перед начальством.
Я в это время проходил переподготовку с Роем в Арнхейме, в Учебном центре. Развитие наших с ним сверхспособностей, долгие и нудные часы занятий, только начавшие тогда давать плоды. Теперь мы можем действовать как единое целое, пользуясь чужими органами чувств и понимая мысли друг друга. Рой не просто пес, да и я не совсем человек.
Казалось бы, с такими возможностями сверхчеловек способен ходить по воде и мысленно беседовать с кем угодно в любой точке мира. Так? Э, нет, не так быстро. Человеческое тело не приспособлено к накоплению таких запасов энергии. Меня бы просто взорвало, аккумулируй я столько сил. Находясь с Роем в резонансе, мы способны мысленно общаться, но на небольшом расстоянии. Я знаю и более сильных, специализированных телепатов или телекинетиков. Но они не смогли бы даже войти в Зону. Не говоря о том, чтобы тут выжить. Просто не было выбора. Я вызвал легкий ступор у специалистов своей «зоноустойчивостью», но объяснить меня они не смогли. «Феномен», и весь сказ. Аминь!
Эксперименты с животными начинали еще великие братья Дуровы в начале двадцатого века, но и они, наверное, не знали, как их усилия используют спецслужбы. Каштанка, Бишка и Запятайка — духовные предки Роя. Моего дорогого Роя.
А на Паратском перевале снова стреляют и горят машины конвоев. И вновь идут проливные дожди. И всюду грязь, и человеческие тела в этой грязи.
Рой, как и положено при разведке, мелькавший где-то впереди, выкатился серым шариком на асфальт автостоянки возле крайней многоэтажки. Зная его возможности в уличном бою, я не особенно беспокоился. Мы обошли посеревшую от дождей панельную громаду с черными потеками под балконами, с выбитыми окнами, и возле треснувших витрин магазина, где еще чудом держались огромные стекла, сразу заметили бронетранспортер.
Зелено-пятнистый, в черно-желтом летнем камуфляже, он стоял на спущенных шинах с распахнутыми люками. Ствол крупнокалиберного пулемета задран на максимальный угол возвышения. По окнам, что ли, стреляли, ироды, мелькнуло у меня в голове. Роя БТР не насторожил, когда мы подошли поближе, он махнул прямо к переднему колесу и обрызгал обод, по собачьему обыкновению. После этого мужественного поступка пес отряхнулся и сел, глядя на меня. Мозг его излучал нетерпение.
— Сейчас пойдем, мон шер, — вслух сказал я, доставая фонарик. Посветил в боковой люк и не нашел ничего, кроме кучи тряпья и россыпи тусклых гильз. Я нагнулся — гильзы были от «Калашникова». Стандартный 5,45.
Номер на борту еще можно было прочитать: 266. В наших спецхранах я не встречал упоминаний о пропаже такой машины…
Запустение царило вокруг, запустение и убожество. Покрытая асфальтом и плитами земля силилась освободиться от оков. Местами асфальт провалился, и из промоин вверх весело торчала та же буйная трава, иные плиты были расколоты.
Во дворе детского сада, за остатками сетчатого забора, выросло дерево, вид которого я издали не смог определить. Человеку здесь уже не осталось места, но не скоро еще рухнут дома, и
