Константин Чиганов
Те, кому нечего ждать
Вот вы говорите, страх смерти — самое якобы ужасное, что у человека в голове… дорогой мой, зайдите ко мне на работу. Сотни, тысячи молодых, умных, талантливых, красивых людей ведут такое существование, что смерть вам покажется желанной, но предавшей вас любимой.
Врач спинального отделения
Тот, кто мертв при жизни, чего ему бояться?
Идея с испытателями вирта, виртонавтами, которым нечего терять, пришла в голову Анджею Хмелевскому в двенадцать лет, когда он смотрел премьеру «Аватара» в варшавской киношке. Добрый мальчик. Надо отдать должное мальцу, о Нобелевской он тогда не задумывался, просто пожалел безнадежных калек.
Системы передачи сигналов мозга с обратной связью, без сверления черепушки и вживления дурацких датчиков, испытывали давно, но только лет через пять Хиномото в своей лаборатории начал опыты по подключению к вирту через «корону». Она была с пучком антенн, походила на выпотрошенного морского ежа и весила килограмма три.
Без испытаний в вирт, виртуальную реальность, нельзя было запускать людей. Полное погружение с эффектом присутствия — не козел чихнул. Блокировки, контроль — но кто ж знал, например, что у пяти процентов человечества красивый на экране виртуальный огонь в погруженном состоянии психики вызывает панический страх? Какой-то атавизм, а пришлось переписывать дюжину дорогих программ.
Вот тогда и вылез гуманист Анджей со своей идеей. Собственно, права запрещать ее ни у кого не было, а те, кого молодой нейрофизиолог позвал в проект «Иная жизнь», уцепились за шанс с радостью. Ну, то есть «уцепились», это так, для красного словца… Сколько из них уже поплатились за надежду? По одним слухам трое, по другим — семеро. Анджею так и не предъявили обвинений.
Представьте себе, что вы не способны шевельнуться. Вообще. Навсегда. Может, моргаете глазами, и все. Тот бедолага в «Скафандре и бабочке». Живой труп. Обрываются все связи с жизнью — кроме воспоминаний и привязанностей. Вы даже от еды не можете отказаться, как делает пленник, чтобы умереть, вас кормят без вашего участия. Вы можете только думать — понимая, что постепенно сходите с ума.
Конечно, добровольцы «Иной жизни» заложили бы душу дьяволу, или Яме, псоглавому Анубису, кому угодно, чтобы снова жить. Не только человеком — в теле собаки, дракона, робота, да хоть пандорского ракопаука.
Можно скосить глаза, увидеть себя в сферическом зеркале сбоку от чертова высокотехнологичного ложа. Он ведь похудеть когда-то хотел — так, килограммов на десять, не толстяк, но все же. Теперь кости вместо тела под антипролежневым зеленым покрывалом. Кости и шкурка на них.
Выбритая налысо по его капризу голова на тонкой бледной шее, щетина на впалых щеках, лиловые тени под глазами. Прозрачные трубки в носу. Словно бесконечно длинные сопли.
На лысой голове легкий блестящий обруч «короны». Единственная материальная ценность, что у него осталась. Дороже миллионов. И уж точно дороже жизни, такой-то жизни.
Обруч неощутим. Ощущения роскошь, теперь недоступная. Даже зуд от укуса комара. Как это было — поднять руку (свою, живую руку!), шлепнуть себя по живой щеке, чуть уколовшись щетиной, шлепнуть до боли, до красноты, и не попасть, пусть улетает, чертов кровопивец. Пусть — можно проводить его взглядом, поворачивая голову. И выругаться «ччерррт», чувствуя, как смыкаются зубы и рокочет гортань.
Проклятые сотни раз бело-голубые стены палаты ушли в темноту. Во тьме загорелась бирюзовая трехмерная надпись.
«Добро пожаловать».
Мигнула, сменилась желтой:
«Выбор программы… введен».
Оранжевой:
«Запуск».
Погружение в вирт. Почему-то в эти секунды в ушах звучит мелодия «Роад ту хелл».
То был его любимый мир. Туда он отправлялся чаще всего. С месяц назад случилось приболеть, обычный насморк, но для полумертвого тела серьезная угроза, и погружения отменили. До того во время болезней своего чужого тела он надеялся, истово — наконец-то смерть, но в этот раз захотел выздороветь, по-настоящему захотел.
Здесь пахло полынью и пылью, это он ощутил до того, как открыл глаза. Впрочем, смотреть он не торопился. Ощутить себя, руки, ноги, лицо с небольшими рыжеватыми усами и бородкой. Пошевелить плечами, притопнуть — на ногах остроносые ковбойские сапоги со шпорами, на бедре длинный «бантлайн спешиал» с ореховой рукоятью и серебряной насечкой. Темная просторная рубаха, вольно расстегнутая на груди, так что виден индейский костяной амулет-божок Тануни, выгоревшие истертые джинсы на ногах, такие родные, немного пахнущие конским потом, и черный стетсон на нестриженой макушке. Чуть-чуть в насмешку, но смеяться не хотелось. Он снова был здесь, он — Стрелок.
«Я — Стррелок», — сказал он, старательно выговаривая буквы, раскатив «р» дробью на языке.
Закатное солнце оранжево-розоватым освещало невысокий кустарник, степные травы и подсвечивало перистые облака, словно обводило золотым контуром. А был когда-то розоват наш белый свет… Закаты здесь горели долго, успеешь налюбоваться, климат теплый, вот кусачих насекомых не создали, ну и спасибо.
Из норки у сапожного носка выглянула хитрая бурая мордочка вроде выдры. Спряталась — полуразумные подземные «ханорики», безобидные и доверчивые к человеку.
Стрелок сложил пальцы особой «дулей» и свистнул. Из-за ближайшего куста с топотом явился Сивка, хоть Стрелок и все понимал про мгновенное создание коня-программы в электронных потрохах, но каждый раз испытывал неподдельную радость от встречи. Бурый жеребчик с хитрыми глазами, оседланный желтым кожаным седлом с высокими луками, короткий мушкетон в замшевом ольстере с бахромой, у правой ноги всадника.
Стрелок сцапал наборный посеребренный повод, запрыгнул в серебряные стремена, пустил конька рысью. Чувствуя, как ходит вверх-вниз конская спина, как пружинят ноги седока, уравнивая движения человека и коня, слыша, как постукивают копыта по сухой земле. Лагкие загоняли теплый полынный воздух и выталкивали обратно, свербило в носу, и он чихнул. Представьте себе — чихнул. Да еще ругнулся мысленно: к хорошему привыкают быстро.
На сей раз место встречи назначили у туши панцирного буйвола, неподалеку. «Внутренний компас» один из полезнейших даров вирта. Лучше него только отсутствие голода и жажды, если только не захочешь сам. В прошлый визит пришлось спасать от этих рогатых танков поселок, Стрелок завалил вожака тяжелой круглой пулей из мушкетона, иначе стадо было не свернуть с пути.
От туши остался скелет, обглоданный, выбеленный ветром — время в вирте не подчинялось обычным законам, безглазый рогатый череп размером с детскую коляску смотрел пустыми глазницами пристально и как-то жалобно. Стрелок спешился, накинул повод на метровый, бурый,
