Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
о его падении, считали СССР империей, к тому же нелегитимной. Большевики же смотрели на свой Союз совершенно другими глазами. Далеко не все руководители партии были русскими; многие из них принадлежали к угнетаемым в старой империи меньшинствам: латышам, полякам, грузинам, армянам и евреям. Они были кровными врагами российского империализма, с детства испытывавшими негодование из-за усиливавшейся в последние годы существования империи дискриминации нерусского населения. Делом своей жизни они считали освобождение бывших колоний – как внутри СССР, так и за его пределами, прежде всего в Азии (в том числе в Средней Азии, завоеванной Российской империей в XIX в.). Пропагандистские лозунги 1920-х гг. провозглашали «великорусский шовинизм» «основной опасностью», а это означает, что из всех национализмов в Советском Союзе по-настоящему вредным считался именно русский.
Большевики были верными марксистами-интернационалистами и вслед за Энгельсом считали национализм «ложным сознанием». Тем не менее они понимали его притягательность и тенденцию обостряться в ответ на попытки искоренения. Они не собирались допускать такой ошибки – они решили поощрять нерусский национализм, причем не только через развитие национальных культур и использование национальных языков в управлении, но и через создание отдельных органов исполнительной власти на местах, начиная с уровня республики (например, Украины) и вплоть до сельских поселений (в той же Украинской ССР существовали еврейские, белорусские, русские, латышские, греческие и другие «национальные сельсоветы»). Административный аппарат СССР не только оберегал национальную идентичность, но и помогал ее формировать – и это лишь один из парадоксов советской власти.
Проблема отсталости
Большевики были рационалистами и модернизаторами до мозга костей: главным пунктом своей программы они считали модернизацию страны, а именно промышленное развитие при ведущей роли государства. Собственно, именно это они во многом и имели в виду под словом «социализм». Отставание России от Запада они считали величайшим препятствием, которое требуется преодолеть. При этом, по их представлениям, у России имелся и свой собственный, внутренний «восток» – Средняя Азия, – который нужно было модернизировать и цивилизовать с помощью капиталовложений в инфраструктуру и промышленность, ликвидации безграмотности и того, что теперь называется «позитивной дискриминацией», т. е. социальных преимуществ для не представленных в управлении и культуре групп населения. Для СССР в целом модернизация и избавление от отживших традиций считались важнейшими задачами как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе. Юлианский календарь, действовавший в Российской империи и на тринадцать дней отстававший от принятого на Западе григорианского календаря, стал первой жертвой модернизации (к новому календарю перешли в 1918 г., и с тех пор день Октябрьской революции отмечался 7 ноября). Реформа правописания, эмансипация женщин (отмена целого ряда юридических ограничений, легализация абортов и разводов по взаимному согласию), а также отделение от государства Русской православной церкви (по мнению большевиков, особенно вредного рассадника суеверий) и отмена сословий – все это было сделано в первые же месяцы после того, как большевики взяли власть.
Насколько отсталой была Россия до революции? «Отсталость» – расплывчатое понятие, которое неизменно опирается на сравнение с чем-то, что считается более развитым; Россию сравнивали с Западной Европой. Преодолеть отсталость и догнать Запад мечтал еще Петр Великий за двести лет до Октябрьской революции; с этой целью он насильно брил боярам бороды и построил новую столицу, Санкт-Петербург, как можно ближе к Европе. При наследниках Петра – прежде всего при Екатерине Великой, состоявшей в переписке с философами эпохи Просвещения Дидро и Вольтером, – Россия развивалась достаточно успешно, чтобы к началу XIX в. добиться признания в качестве великой европейской державы; это статус был закреплен разгромом наполеоновских армий на русских просторах. На протяжении XIX в. территория империи с юга прирастала Кавказом, а на востоке расширялась за счет завоевания Россией мелких среднеазиатских ханств. При этом русские крестьяне освободились от крепостной зависимости только в начале 1860-х гг. в ходе Великих реформ Александра II. Страна одной из последних в Европе приступила к индустриальной революции: подъем промышленного производства начался в России только в 1890-х гг. – на полвека позже, чем в Британии, – и сильно зависел от государственных инициатив (так же как в Японии в тот же период) и иностранных инвестиций.
Красная площадь в Москве, ок. 1900 г. Заметьте, что площадь называлась так еще до революции («красный» означает «красивый»). Слева – собор Василия Блаженного, справа – Кремль[3]
Согласно данным первой современной переписи населения, которая прошла в 1897 г., в империи проживало 126 млн человек, причем 92 млн из них – в Европейской России (включая нынешнюю Украину и восточную часть Польши). Остальное население главным образом делилось между польскими губерниями и Кавказом, где проживало по 9 млн человек; в Сибири и Средней Азии людей было и того меньше. Несмотря на то что в период между 1863 и 1914 гг. городское население Европейской России утроилось, уровень урбанизации и индустриализации резко падал по мере удаления от западных границ, так что польские губернии оставались самым развитым регионом империи. В Сибири в сельской местности проживало 92 % населения. Грамотой владели менее трети граждан в возрасте от 10 до 59 лет, но эти данные маскируют существенный разрыв в уровне грамотности мужчин и женщин, горожан и деревенских жителей, молодежи и стариков. Среди двадцатилетних грамотными были 45 % мужчин и только 12 % женщин; среди пятидесятилетних уровень грамотности среди мужчин составлял 26 %, а среди женщин еле дотягивал до 1 %.
Лубянская площадь в Москве, ок. 1900 г. В 1926 г. она была переименована и стала называться площадью Дзержинского[4]
Вдобавок к высокоразвитым Варшаве и Риге (которых Советский Союз недосчитается после революции) страна располагала быстро развивающейся горной и металлургической промышленностью на Донбассе (который позже отошел к Украине). Бо́льшая часть предприятий там находилась в иностранной собственности, а рабочая сила в основном прибывала из русских деревень. Санкт-Петербург, Москва, Киев, Харьков и черноморский порт Одесса также вступили в период бурного промышленного развития, а Баку (город в Азербайджане, на берегу Каспийского моря) превращался в крупный центр добычи нефти.
Для целей управления и учета население все еще делили на сословия – дворянство, духовенство, мещанство, крестьянство и т. д.; у каждой такой группы были свои права и обязанности перед царем. В Западной Европе от подобного деления давно отказались, и ориентированной на Запад российской интеллигенции это казалось постыдным анахронизмом. К крестьянству, крупнейшему из сословий, относилось 77 % населения, а городские сословия и состояния составляли скромные 11 %. Интеллигенция, или образованный класс, выглядела аномалией, не вписывающейся в существующую схему.
Несмотря на то что Российская империя была многонациональным государством, концепция национальности оказалась слишком передовой для царизма, и при переписи 1897 г. учитывались только данные о вероисповедании и родном языке. Около двух третей жителей империи назвали родным языком русский, но к их числу относились и те, кого сегодня мы назвали бы украинцами или белорусами: к «великороссам» были причислены только 44 %. Что касается религии, около 70 % подданных империи называли себя православными (включая и пару миллионов староверов, отколовшихся от государственной православной церкви в XVII в.); 11 % составляли мусульмане, 9 % – католики, 4 % – иудеи.
Для Западной Европы, особенно для Британии, царская Россия стала символом непросвещенной автократии, чему немало способствовала активная пропаганда со стороны русских революционеров в изгнании, использовавших преимущества либерального британского подхода к предоставлению убежища. Весь «цивилизованный мир» знал о практике политической ссылки в Сибирь и резко осуждал ее, как позже, в период холодной войны, будет осуждать и ГУЛАГ. Несмотря на огромный размер и статус великой державы, шаткое положение царизма стало очевидно в 1905 г., когда Россия понесла унизительное поражение в войне с Японией и еле устояла в ходе революции, которая вспыхнула чуть ли не на всей ее территории: чтобы усмирить волнения, потребовалось больше года. Революция 1905 г. обеспечила российских радикалов героической легендой и стихийно породила новый революционный институт – выборный орган под названием «совет», наделяемый как исполнительной, так и законодательной властью. Она же вознесла к вершинам популярности харизматического лидера Петербургского совета Льва Троцкого, марксиста из фракции меньшевиков. Вождь большевиков Владимир Ленин, который, как и Троцкий, вернулся из эмиграции, к революции 1905 г. опоздал и заметной роли в ней не сыграл.
Российская империя[5]
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
