Книга Фактор беспокойства - Алексей Ковригин

Так что в начале июля в стенах Большого театра состоится премьерный показ «Нотр Дам». Но сцена Большого уже знакома с этим произведением. Восемьдесят семь лет назад Александр Сергеевич Даргомыжский поставил на ней свою оперу «Эсмеральда», а в тысяча восемьсот пятидесятом Жуль Перро перенёс балет «Эсмеральда» на театральные подмостки Большого театра в Москве с театральных подмостков Большого (Каменного) театра в Санкт-Петербурге. Публика с восторгом приняла балетную постановку и вот уже долгие годы «Эсмеральда» не воспринимается иначе, как только балетный спектакль.

В конце прошлого столетия Мариус Петипа, главный балетмейстер Петербургской императорской труппы, когда-то сам впервые исполнивший в этом балете роль Феба, возобновил постановку «Эсмеральды» на сцене московского Большого театра специально для звезды русского балета Матильды Кшесинской и вновь грандиозный успех. И вот теперь на сцене Большого ожидается постановка «мюзикла». В современном восприятии даже не полноценной оперы, а всего лишь романтической оперетты. Как эту постановку воспримет публика? Точнее та её часть, что сидит «в кремлёвской ложе». Даже размышлять на эту тему себе запрещаю. Я ж думал об оперной сцене театра Станиславского и Немировича-Данченко, а вышло вон оно как. И «отыграть назад» уже не получится.

Вот чешу теперь затылок, как уложить в это «прокрустово ложе» и самолёты и музыку, и что-то ничего у меня не получается. А «резать по живому» совсем не хочется, ни то, ни другое. По-хорошему, мне бы сейчас надо срочно в Союз возвращаться, чтоб на месте хоть как-то разрулить ситуацию и спустить её на тормозах, но по рукам и ногам связан этим чёртовым контрактом с Шубертом. Кто ж знал, что командировка в Штаты мне не понадобится? В прошлой своей жизни в США не был ни разу, да и в этой они мне нафиг бы не сдались. А подишь ты, угораздило же вляпаться!

Всё-таки надо тщательнее продумывать последствия своих поступков. Написал бы Фугу, как того и советовал мой профессор Дюка и внимания к себе не привлёк бы. Так нет, тщеславие взыграло, захотелось удивить своих профессоров. Вот и удивил… на свою голову. Промолчал бы, что к мюзиклу есть либретто на русском языке, глядишь и Монтё в Союз не поехал бы. Не подписал бы контракт с Шубертом, так сейчас загорал бы на пляже Отрады… Эх! Да чего уж теперь-то «бы-кать»? «Если бы у бабушки были бы кокушки, она была бы дедушкой.» ©

* * *

Премьера мюзикла у нас запланирована на субботу четырнадцатого июля. Вот как-то нечаянно угадал с этой датой даже не представляя, как мне повезло в том, что заложил такой «ефрейторский зазор» между защитой диссертации, своим приездом в Штаты и началом репетиций. Планировал просто пару недель отдохнуть перед началом репетиций и совершить несколько ознакомительных экскурсий по городу и окрестностям. Да и «колёса» следовало прикупить, на это тоже время потребуется.

Так что, когда Шуберт в середине мая решил «переиграть договор» и начал настаивать на переносе даты премьеры на четвёртое июля, мол, государственный праздник, «День независимости» и всё такое… я категорически отказался. Ну просто не успеваю к этой дате. Хотите четвёртого? Нет проблем, я не возражаю. Но тогда и репетиции без меня начинайте и мюзикл ставьте тоже без меня, а я приеду к премьере… если успею. Шуберт на это не решился и дату премьеры оставил без изменений. И правильно, Штаты — это не Союз, нефиг с него дурной пример брать и премьеры спектаклей к датам приурочивать, это моветон.

А что мне оставалось делать? Мне ещё Катерину с Люсей от Нью-Йорка до канадского Саскатуна надо сопроводить, а это больше двух тысяч миль в одну только сторону и совсем не по автобану. На значительной части пути придётся ехать вообще по грунтовке, если не по бездорожью. Отправить в такой дальний путь молодую женщину с маленьким ребёнком на руках и в одиночку? И в своём-то времени на такое вряд ли бы решился, разве что самолётом, а сейчас это вообще нереально. Прямого железнодорожного сообщения пока что нет и что тут делать? Автостопом на дилижансах? Ну я ж не совсем уж клинический идиот.

Защита моей диссертации в Консерватории состоялась в понедельник четырнадцатого мая и ради меня никто бы её перенести не согласился. Мне и так назначили самый ранний срок, за что отдельное спасибо преподавателям и моему профессору. Так что поздним утром девятнадцатого мая мы уже отчалили из Гавра. Незадолго до отъезда посетили канадскую дипломатическую миссию и оформили визы для Катерины и Люси. Гражданство Канады они оформят уже в Реджайне, это довольно длительная процедура, но как нас уверили в миссии, с получением гражданства проблем не возникнет. Мне гражданство не нужно, так что и двухнедельной визы хватит. Надеюсь, что к началу репетиций вернуться в Нью-Йорк успею.

Увидев на каком автомобиле «будущая гражданка Канады» приехала в дипломатическую миссию и выяснив из разговора, что она вполне платёжеспособна и в прошлом сама являлась «хозяйкой ранчо» в далёкой и загадочной Украине, клерки были «сама любезность» и визы оформили практически мгновенно. Это к обычным эмигрантам «отношение плёвое», а к состоятельным — «с улыбкой у рта». Тут Маяковский абсолютно прав, такое отношение было и «в моё» время. Кое-что в обоих мирах и с годами не меняется.

По прибытию в Нью-Йорк рассчитывал прикупить «колёса» и сразу же отправиться в Канаду, благо дорожными картами разжились в дипломатической миссии, нам даже помогли составить наиболее оптимальный маршрут. А необходимым «сельхоз инвентарём» мы планировали разжиться уже на месте. В миссии нас заверили, что с этим никаких затруднений не возникнет. Вот с рабочими руками там просто беда. Места довольно малонаселённые, за исключением самих городов.

Но Катя получила рекомендательное письмо в мэрию Реджайны, административной столицы провинции Саскачеван, и совет там же нанять сезонных рабочих. Нам всё равно по пути и заезжать в город придётся по-любому, чтоб оформить необходимые документы и подать прошение на получении гражданства. Кстати, мне подтвердили, что в провинции действительно проживает очень много переселенцев с Украины и юга России, и они продолжают прибывать, так что в одиночестве Катерина не останется. Но всё получилось даже лучше, чем запланировали изначально.

* * *

Мы стоим на палубе лайнера и любуемся морским закатом. Похолодало, и Катерина накидывает на плечи Люси свою шаль. Поднимаю «сестрёнку» на руки и обняв меня за шею обеими ручками она благодарно ко мне прижимается. Так теплее, да и заходящее солнце «с высоты» видно намного лучше, чем с палубы. С другого бока Люсю «греет мама», осторожно придерживая руками за ножки. Эта паникёрша на палубе не отпускает от себя ребёнка ни на шаг, впрочем, лично я такую опеку только одобряю.

Яркий, ослепительно-белый диск в небольшом жёлто-оранжевом ореоле, неспешно опускается к тёмно-голубой воде прямо по курсу лайнера. На небе ни облачка, воздух чист и прозрачен. Если бы не боковая качка палубы лайнера и большая пологая волна поперёк его хода, было бы полное ощущение, что мы находимся в какой-нибудь картинной галерее и любуемся на морской пейзаж гениального художника-мариниста.

Но вот солнечный диск осторожно касается своим краем вершины очередной набегающей волны, словно пробуя океанскую воду на вкус и, начинает плавно опускаться в ложбину между волнами. Горизонт тут же окрашивается в светло-оранжевый цвет, а вода между гребнями волн вспыхивает, словно туда плеснули жидкого золота, но уже следующая волна надёжно скрывает от нашего взгляда заходящее светило. И только оранжевое свечение над океаном по-прежнему указывает где находится скрытое от наших глаз солнце. Раздаётся печальный вздох моей сестрёнки.

И тут, словно устыдившись этого детского разочарования, светло-оранжевый цвет начинает стремительно темнеть, в нём появляются зелёные оттенки и вдруг, как всполох, над волнами разливается яркое бирюзовое свечение. Ушедшая волна открывает нам феерическое зрелище. Солнце уже до половины скрылось под водой, но его цвет… Такого яркого, насыщенного цвета мне видеть ещё не доводилось. Солнце действительно «горит», но не белым, жёлтым или красным, как мы обычно привыкли его видеть, а ярким, пронзительно-изумрудным цветом. Небо над ним просто сияет и окрашено в светло-бирюзовые тона с преобладанием изумрудного оттенка, а от самого солнечного полукруга прямо к нашему лайнеру пролегла такая же изумрудная «дорожка».

Раздаётся восхищённый писк, детские ручки крепко стискивают мою шею и,