повторил он, вслушиваясь в звучание. — Сатриэль... Заафиэль. Странные имена для ангелов...
Действительно, такие ангелы Семену не попадались еще ни в одной книге. По-еврейски эти имена звучали не только непривычно, но даже жутковато: «гнев», «змей», «двойник»... Да и сама молитва...
Семен почувствовал себя неуютно. Впервые ему пришло в голову, что он совершает ошибку. Нужно было либо оставить мысль о медитации, или найти объяснение странностям. После долгого размышления он выбрал второе и успокоил себя тем, что и молитва, и смутившие его имена могли быть записаны не на иврите, а на арамейском языке. Такое вполне могло быть, поскольку многие каббалисты записывали заклинания именно по-арамейски. Он глубоко вдохнул насыщенный благовониями воздух и начал читать.
Молитву следовало прочитать сто двадцать раз. Примерно к пятидесятому Семен почувствовал, что язык повинуется с трудом. Слова сливались в одно бесконечно длинное. И главное — молитва становилась все более понятной, от многократных повторений ее смысл словно проступал, освобождаясь от внешних покровов.
И смысл этот в конце концов ужаснул Семена.
«Я не хочу!..» — хотел он выкрикнуть, но не мог. Словно заведенный повторял он молитву из проклятой книги, уже прекрасно отдавая себе отчет в том, что с языка срываются отнюдь не имена ангелов.
То есть ангелов, но — других, особого рода.
Ангелов-мучителей.
Тех, кого называют «малхей-хабала».
Он чувствовал, что его заклинание изменило окружающее до неузнаваемости. Все вокруг менялось с ужасающей скоростью. Ровные огни свечей, зажженных им перед медитацией, превратились в слабые тусклые точки. Но и они в конце концов были поглощены взявшейся невесть откуда тьмой. Тьма с каждым мгновением становилась все более материальной, густой и тяжелой. Его тело опутывали невидимые сети, прочные и неодолимые, сковывающие движения; ему казалось, что он превращается в гигантскую куколку, плотно окутываемую коконом тьмы.
Семена бил озноб. Его гаснущее, неподвластное более собственной воле сознание дробилось подобно калейдоскопу. Каждая частичка жила самостоятельно, самостоятельно чувствовала боль и страх.
Кокон, спеленавший его, пришел в движение. Кокон начал вращаться — сначала медленно, потом все быстрее.
Он попытался закрыть глаза. Веки не слушались, они застыли, закостенели. И рук он тоже не мог поднять, чтобы хотя бы ладонями закрыть неподвижные глаза, больно распиравшие глазницы.
И по мере вращения кокона, внутри которого находился, он, Семен Коган, неосторожный и любознательный ученик ешивы «Шомрей-Шамаим», терял мысли, ощущения и воспоминания. В какой-то момент он перестал понимать, кто он, где и почему. Это мгновенное чувство было необыкновенно страшным и болезненным. И тогда его слипшиеся, спекшиеся губы разорвались, и отчаянный беззвучный крик врезался в темноту.
Часть первая
ИСПЫТАНИЕ
1
ГЕЕНОМ
Семену казалось, что он лежит на дне то ли реки, то ли озера и смотрит на солнце из-под воды. Вернее, не на солнце, а на какой-то невидимый источник тусклого света. Воду напоминали странные облака, клубившиеся вокруг этого источника нескончаемым водоворотом.
Но нет, он лежал на земле и нормально, хотя и прерывисто, дышал. А то, что поначалу воспринималось поверхностью воды, было небом. Правда, весьма странным. Дневное небо должно быть голубым. В плохую погоду — серым.
Но не красным. Тем не менее небо было багрово-красным, и по нему ползли иссиня-черные облака.
Семен поднялся на четвереньки, потом встал на колени. Голова слегка кружилась, кровь толчками стучала в виски, в ушах стоял постоянный ровный звон. Он осторожно пощупал затылок — предположение о том, что его крепко треснули по голове, казалось наиболее реальным. Кто-то подкрался сзади и хорошо приласкал его чем-то тяжелым. Пока он...
Семен сел. Пока он — что? Чем он занимался? Чем-то очень важным. Чем-то... Он закрыл глаза и постарался вспомнить. Что же он делал? И где?
Стоп. Стоп.
Он находился в своей квартире. В Старом городе, рядом с ешивой. Занимался он... Не важно. То есть в том смысле — сейчас не важно, это он еще вспомнит. Фу-ты, ерунда какая.
И потом: кому же это, интересно, понадобилось подкрадываться сзади и бить его по голове тяжелым тупым предметом? Хозяину квартиры?
Семен затряс головой, отчего ему стало еще хуже — тошнота подкатила к горлу, толчки крови в висках вызывали гулкую ноющую боль. Вообще состояние напоминало контузию — вроде той, которую он получил под Джехайе в 91-м, когда рядом с их джипом взорвалась мина, заложенная террористами из «Амаля».
Контузия? Очень похоже. Вот только отчего?
Как Семен ни силился, но никаких взрывов он вспомнить не мог.
Сидеть в полном одиночестве неизвестно где — не лучший способ все выяснить. Он осторожно поднялся на ноги и растерянно обвел взглядом пространство вокруг себя. Сколько можно было видеть, тянулась унылая равнина, покрытая однообразной серой пылью. Сам же Семен стоял на дороге — если только эту ухабистую колею, пересекавшую равнину, как казалось, до самого темно-багрового горизонта, можно было назвать дорогой.
Он задрал голову. Ему не давал покоя непривычный цвет неба. Хотя... он слышал о том, что в пустынях, когда ветер поднимает вверх большие массы пыли, небо иной раз приобретает красно-коричневый цвет.
Это была первая мысль, не вызвавшая внутреннего протеста. Что ж, скорее всего, он в пустыне. Каким образом его могло занести в пустыню, об этом Семен решил пока не задумываться. И что за пустыня — тоже. В конце концов, могла дать себя знать давняя контузия.
Семен немного приободрился и еще раз огляделся.
И вновь почувствовал: что-то не так.
Причина крылась в одежде, вернее — в цвете одежды. Он внимательно себя осмотрел. На нем был надет белый халат, белые брюки. А вот обуви не было. Семен рассеянно провел рукой по голове, почему-то вспомнил, что и ермолка на нем тоже белая. Почему именно белая? Не только ермолка, но и остальная одежда. И почему на нем нет обуви? Он медленно побрел по сомнительной дороге. Серая пыль оказалась мягкой и теплой.
Проще всего было думать, что он каким-то образом (об этом можно подумать и на ходу) попал куда-нибудь в Негев или Иудейскую пустыню. И значит, где-то недалеко должны быть люди. Семен вспомнил, что ездил в эти края на экскурсию — во время службы в армии. Их тогда завозили в киббуц Эйн-Геди — или не Эйн-Геди? В общем, в киббуц. Значит, и сейчас есть надежда попасть туда же. Уже легче, можно будет, во-первых, зайти к врачу (должен же быть в киббуце какой-нибудь врач?), а во-вторых, попросить какой-нибудь транспорт —
