в одну тонкую линию, а взгляд мрачен и очень печален.
Я хмурюсь, пытаясь понять, что стряслось.
— Мама? В чем дело?
Она медлит и смотрит на камеристку, и я взмахом руки велю Молли оставить нас одних.
Как только дверь закрывается, матушка снова посылает мне душераздирающий взгляд и глубоко вздыхает.
— Роми, я с грустными новостями. Ты должна знать… Твой дедушка умирает.
Глава 2.1 Романия
Этого не может быть. Я не могу поверить в то, что слышу.
— Что? — переспрашиваю я шепотом.
— Твой дедушка умирает, — повторяет мама.
Эти слова пронзают мне сердце.
— О-ох… — только и могу выдохнуть.
Теперь мне ясно, почему у мамы покраснели глаза, и она выглядит так, словно не спала несколько дней. Она даже будто бы похудела, или мне только кажется?
Бедная, бедная мама… Бедные мы все!
Мой дедушка, могучий герцог-грифон Элдер Горфилд, всегда казался непобедимым. Неподвластным времени. В нем было столько жизни и силы…
Долгие годы он исправно служил империи, охраняя наши восточные границы. Широкоплечий, громогласный, с густой седой бородой (а она была седой столько, сколько я себя помню), он безжалостен к врагам, но неизменно добр и нежен с нами, своими родными.
Как его могла сокрушить какая-то глупая болезнь? Дело ведь в болезни, не так ли?
Несмотря на боль в груди, я заставляю себя быть сильной и уточняю у мамы:
— А что говорят лекари? Сколько… сколько ему осталось?
Мама приподнимает подбородок повыше, стараясь сохранить гордый вид, но я вижу боль в ее глазах. Моя стоическая, прекрасная матушка… Я должна равняться нее.
— Лекари сказали, что у него впереди в лучшем случае несколько месяцев, — отвечает она. — В худшем — еще пару недель. Надеюсь, он переживет Хон Галан.
Я киваю, изо всех сил стараясь не плакать. Хон Галан, новогодние празднества… Его любимое время года. Торжества начнутся уже на следующей неделе. Без сомнения, в этом году в замке Горф-нест, — родовом поместье дедушки, — должна собраться вся семья.
Это было бы правильно. Наш ему последний подарок…
Ну вот! Слёзы так и норовят пуститься вниз по щекам. Но я стискиваю зубы и проглатываю ком, застрявший в горле. Маме не плачет, и я тоже не буду. В конце концов, за последние два года я неплохо научилась удерживать боль глубоко внутри себя. Спасибо Синклеру за это.
— А как… — начинаю я. — Как Дивора и Мирабель восприняли эту новость?
Мои младшие сестры-близняшки всё еще живут с мамой, и поэтому наверняка уже в курсе.
Мама выдыхает и качает головой.
— Дивора держится. Мирабель полна драматизма. Всё по-прежнему.
Несмотря на обстоятельства, я позволяю себе улыбку. О да, всё по-прежнему. В этом все близняшки — они практически неотличимы внешне, но их характеры прямо противоположны.
В следующем году моим сестрам исполняется восемнадцать, и они уже готовятся стать дебютантками на имперских балах. Вот только если Дивора боится этого, как какого-то особого виды чумы, то Мирабель едва сдерживает радостное волнение.
Мне остается только молить Богов, чтобы сестры не совершили мою ту же ошибку. Пусть их браки будут счастливыми.
— А как бабушка? — уточняю я у мамы.
Глупый вопрос. Как еще моя дорогая бабушка может отреагировать на то, что муж, с которым она душа в душу прожила чуть более шестидесяти лет, вот-вот умрет?
— Бабушка… как и следовало ожидать… — вздыхает мама.
Я снова киваю. А потом понимаю, что понятия не имею, что еще сказать. Мои руки трясутся, и всё, чего мне на самом деле хочется — это броситься на кровать и разрыдаться.
— Полагаю, мне нужно начать сборы? — произношу я, борясь с эмоциями. — Сейчас распоряжусь, чтобы тебе приготовили комнаты на эту ночь, а завтра сможем отправиться в Горф-нест…
— Нет, Роми. Завтра я поеду не в Горф-нест. Не сразу, по крайней мере.
Я хмурюсь. Не понимаю, почему…
— А в чем причина? Я думала, нам нужно оказаться там как можно скорее, разве нет?
Матушка медлит, прежде чем ответить:
— Сначала мне нужно съездить за Джаспером. Я отправлюсь к нему утром, и мы с ним вместе прибудем в Горф-нест.
Ах, вот в чем дело… Я подавляю в себе желание фыркнуть. Еще же Джаспер, ну конечно!
С ним я тоже не разговорила уже более двух лет, и продолжу в том же духе, если этот засранец не извинится.
Джаспер-Джаспер… То же мне старший брат! Мало того, что он распутник и самый известный грифон-холостяк в столице, так он еще и встал на сторону Синклера!
Да, конечно, они дружат с детства, но так же нельзя, пекло его поглоти! Если лучший друг изменяет твоей сестре — он перестает быть твоим лучшим другом. Точка. Что может быть проще?
Но не-е-ет, Джаспер у нас не такой. Ему наплевать на чувства сестры. Болван!
Возможно, так на его разум подействовал титул маркграфа, который он позорит с тех пор, как наш отец погиб на войне с нагами. Не представляю, что Джас будет делать, если наги снова нападут и уже ему придется защищать наши границы.
Джас и защищать? Ха-ха!
Лучше всего ему даются попойки, о которых потом судачит полгорода, да азартные игры, когда он обирает до нитки таких же пьяниц, как он сам.
— Роми, — сдержано говорит мама, вырывая меня из потока гневных мыслей. — Твой брат имеет полное право знать. Как и мы все.
Я пытаюсь проглотить обиду. Должно быть, возмущение слишком ярко отразилось на моем лице, и это совершенно никуда не годится.
— Да, ты права, — отвечаю я. — Разумеется, Джаспера тоже нужно пригласить.
Мама знает, что мы не общаемся, но отказывается принимать чью-либо сторону. И всё же я уверена, что меня она понимает куда лучше, чем Джаса. Вряд ли она бы оценила, если бы ее собственный брат отказался от нее в пользу друга-обманщика.
— Роми… есть еще кое-что.
Я вопросительно смотрю на нее, готовая исполнить любую просьбу. Но матушка медлит. Она прочищает горло и кивает в сторону кресел возле камина.
— Может, присядем?
— О, конечно!
И почему я до сих пор не предложила маме сесть? Она наверняка устала с дороги, а тут еще и такие новости. Могу объяснить свою необходительность только тем, что и сама сбита с толку и ужасно напугана.
Мы располагаемся в креслах друг напротив друга, и мои щеки начинают пылать от близости к огню. Матушка складывает руки на юбках, и это выглядит как-то уж слишком чопорно. Напряженно.
Что происходит?
— Мама? — спрашиваю я. — Что я еще могу сделать?
Мы встречаемся взглядами, и во
