Книга Серые - Жанна Антонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
─ Выходи уж из своего логова, шпиён! ─ позвала девка.
«Эво, насмешница, ещё и куражится. Уж заметила, так и раньше бы надо позвать. Вон как далеко зашли, ─ роптал про себя Мотя, а сам уже бежал навстречу Марвухе, готовый перекинуться на четвереньки и запрыгнуть ей на руки, как неразумный щенок. А потом резко остановился в нескольких шагах от неё.
─ Чего застрял столбом? ─ обиженно выпятила на него светлые глаза Марвуха, теребя на животе подвязки подола. И вдруг юбка упала на траву, и сердце Моти жахнулось туда же со всего разгона. Дыхание у Моти остановилось, и он одним прыжком свалил девку да и покрыл её, как кобель суку.
А она под ним трепыхалась, распаренная, малиновая, податливая, но не было в ней покорности собачьей. Ненасытная Марвуха, оседлав Мотю, ещё долго елозила по нему гладким мясистым телом. А потом они перевились каждой выпуклостью телесной туго-натуго, как снопы ржаные, и дико захрапели, посвистывая от избытка дыхания.
Мотя, когда домой пришёл, очень доволен остался, что не пришлось даже и разговаривать с Марвухой. Серой с Губастым — ни слова. Что он, дурак, что ли, о таком счастье, да словами?! Ему рычать охота или скулить, лишь бы служить Марвухе, спать с ней в облипку, тесно прижавшись хоть в каком обличье. Всё-таки сердце у него больше пёсье. А хоть бы и так, согласен Мотя быть Марвухиным псом и Серую не послушал бы.
***
Вася торопился, из города бежал шибко напрямик через поле в обход деревни, ближним путём к покосившейся избе Серой.
«Как посмел Мотя? Увёл слепенькую, не испросив разрешения», ─ успокаивал Вася своё тревожное сердце, хотя чуял, что не видать ему больше куколки.
Серая в бабьем обличье глядела в окно, заметив бегущего что есть духу Васю, сразу всё поняла.
─ Удалось, утащили?! ─ ошарашила вопросом Серая, а он так надеялся, что Куколка здесь, в этой разношерстной ватаге, смеётся и играется.
Вася плюхнулся на лавку и всё не мог отдышаться. Серая подала ему квасу и без лишних расспросов предложила выступить единой стаей на волчью свору. Она возмущённо бросила:
— Просто теперь им дитё выращено, уход и догляд не надо. — Но увидев, что Вася совсем сник, погладила его по голове и пообещала, что всё будет хорошо.
─ Мотя! Губастый! Просыпайтесь, вислоухие сони, хватит дрыхнуть. ─ Серая, отодвинув ситцевый полог в сенях, растолкала кобелей, развалившихся на раздолье пухлого тюфяка, набитого шерстью. Они спали вверх лапами, и зрачки от крепкого сна закатились под веки. Заскулив от недовольства, вскочили на трясущиеся лапы и энергично встряхнулись всем телом, раскидывая шерсть далеко вокруг себя.
─ Линяют, ─ пояснила Серая ничего не воспринимающему, будто обморочному Васе.
─ Горе, Куколку утащили, ─ услышали от матери страшную новость Мотя и Губастый.
***
Тайное собрание.
Серая щетинилась. Настораживала ненавистная чернота ночи. Непредсказуемая, враждебная, тяжёлая, похожая на железный прут, что не раз проходился по её спине там, в далёком месте рождения, в полузабытой собачьей юности.
Выбирая безопасное место, Серая загодя обежала тайную поляну общего собрания стаи. Опустив морду, внимала запахам и следам.
Несколько десятков псов колыхались в массе серого цвета, одинаково мерцающей серебристой шерстью под луной. Псовые оборотни собрались почти в полном составе со всей округи.
Теперь Серая торчала на каменистом холме, как на конфетной обёртке мадам Полоскиной, где в очерченном чёрном кругу волк выл на луну.
Стая выжидала, глядя на Серую, и та заголосила с завыванием и рычанием:
─ Здравия псовым оборотням! Сытный год благому собранию!
Мы всегда завидовали волчьей силе, охотничьей сноровке. Нам не хватало в бою их свирепости. Мы полюбили домашнее тепло. Потихоньку забывали о боевой породе псов, но нет такого терпения, чтобы оно не кончилось. У нас человечьи глаза, жалостливое сердце. В племени псов хорошо выживали щенки, а засланные волки крали их и убивали. Так по их волчьим законам они боролись с неравенством прироста.
Все вы знаете Васину историю. Он вырастил слепого подкидыша в человечьих условиях. Оказалось, что Куколка — отпрыск верховной волчьей пары, они её увели, пленили, и это вызов нам. Разве не хватит у нас сил вцепиться им в вонючие глотки? Выжрать их корявые озверевшие мозги?
Псы, слушая Серую, всматривались в леденящий мрак вздыбившегося гривой леса, в чёрную непредсказуемую черноту. Седые вожаки не торопились соглашаться вести стаю на открытое столкновение со смертельным врагом.
К Серой на каменистую горушку вышел Вася. Он всё ещё не перекинулся и предстал перед стаей в человечьем обличье.
─ Братья! Во мне бурлят ярость и тоска оттого, что веками наши родичи — племя волчьих перевёртышей — остаются дикими тварями, рычащими на законы мирной жизни, которые гласят, что до́лжно жить в ладу со всем окружением. Вначале похитили мою Полюшку, а теперь и названную дочь. Отроду мы не знали от них пощады. Без обустройства по-доброму наша жизнь ненормальная, бесцветная и бесплодная. Скучно заходить в дом, если там никто не ждёт. Тогда и выскакивает из нас зверь, ждущий своего часа.
Вася затих, и черты его стали меняться. Стая с любопытством наблюдала за превращениями псового проповедника добра и чести. Он явно пересидел в человеческой оболочке, позабыв звериную физиономию.
Вася будто вылуплялся, не страшно, с трогательно- медлительной нерешительностью, на манер цыплёнка из скорлупы. Его крепкие ноги и сильные руки, уменьшаясь, шаркали, шаркали и вроде как крадучись опустили тело на четыре лапищи, похожие по огромности на медвежьи. Вася двигался вбок, подскакивал вверх и крутился, будто пританцовывая и вытряхивая из своего уже шерстяного тела запоздало расплывающийся череп. Образовавшаяся остроухая голова оказалась на вид велика к телу; потом, как бы примериваясь, надёжно угнездилась на загривке пса внушительных размеров. Грозно теперь выглядел Вася. Он молча наклонил новоявленную голову к земле и отряхнулся рьяно, с остервенением, словно пробуя на прочность новую шкуру.
Стая по-прежнему не двигалась с места. Казалось, в ночной тишине звенела недоверчивая нерешительность, уничтожающая боевой настрой.
Внезапно Серая подняла к луне морду и тоскливо заскулила с пробивающей насквозь живое сердце скорбью. Псы вздрогнули, у некоторых задрожали кончики хвостов.
На каменистую возвышенность к Васе и Серой поднялись волкодав Мотя и пудель Губастый. Они добавили свои громкие голоса к душераздирающему скулению матери. Вася застыл на медвежьих лапах, будто распятый на распорках для казни, из его человечьих глаз ручьём текли слёзы. Солнце уже поднялось
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Серые - Жанна Антонова», после закрытия браузера.